Словами можно смерть предотвратить.
Словами можно мёртвых оживить.
Переводы читал поэт Всеволод Рождественский – военный корреспондент специально прилетел на этот вечер с фронта, ему нужно было вернуться к 24.00 в свою часть. «Я всё успею», – говорил он.
Вдохновение в час ночной
В нас стихов пробуждает рой.
Окрылённый мечтой поэт
Пишет, пишет, забыв весь свет,
И газелей тех красота
Переходит из уст в уста.
Девы, вспыхнувшие, как тюльпан,
Над газелями клонят стан,
У старух по морщинам щёк
Слёз-жемчужин бежит поток.
Вдохновенная вязь стихов
Всем мила испокон веков.
Мудр визирь, но от всех невзгод
Как ему оградить народ?
Зал затих… Слышно, наверное, было, как люди дышали.
Был построен султана дом,
Мрамор пола покрыт ковром,
И в цветных узорах ковра
Света с тенью слилась игра.
Ослепляют взор их цвета,
Сердце радует красота.
Сколько здесь ковров дорогих,
Чьи же ноги целуют их?
Чьи мечты в их узор легли?
Руки чьи их соткать могли?
Сквозь решёток резной узор
Виден сад и обширный двор,
На дворец, ослепивший глаз,
Смотрит солнце – небес алмаз.
Расцветает фруктовый сад,
Свеж и чист тополей наряд,
Нежно дышит вокруг весна,
Дань с поэтов берёт она.
Навои… означает мелодичный.
Николая Лебедева – молодого, талантливого учёного, специалиста по туркменской и персидской литературе – очень ценили и уважали в Эрмитаже. Яркий, дерзкий, честный, с первых дней войны он, как и все в Эрмитаже, спасал музей и людей: таскал дрова, разносил кипяток по комнатам, дежурил, а поздно вечером переводил стихи. Он мечтал прочитать их… Он не смог прийти на вечер – его принесли: последняя стадия дистрофии отняла силы физические, но духовные – не поддались.
Боль утраты в каждом миге, если друг покинул дом.
Тяжело бродить по следу и утрату видеть в нём.
Диво ль горе испытавшим лик вселенной волновать
Ураганом буйных вздохов, непрестанным слёз дождём!
Мчусь я, пламень исторгая, псом взбесившимся мечусь.
Робким лучше сторониться, не ходить моим путём.
Я мечусь в степи разлуки, где ты, солнце, где мой друг?
К тени рвусь, бегу от тени, злым безумием влеком.
Вот валяюсь я, усталый, у подножия горы.
Странно это – туча плачет и скорбит со мной вдвоём.
Голову любовь снесла мне, – поздно попрекать меня:
Обезглавленному уши не смешно ли рвать потом?
Чтобы стало невозможно речи века понимать,
Подойди, о виночерпий, опьяни меня вином!
Ты заносчива и вечно проклинаешь Навои, —
Он тебя благословляет, счастлив быть в плену твоём.
«Прекрасные стихи, жаль – плохая подача Лебедева, – вспоминал историк, востоковед Александр Болдырев, который не знал, что Лебедев умирает от голода и держится из последних сил. – Стихи прекрасны – ясная, лёгкая речь сказки, как пушкинская сказка прямо».