Сознание возвращалось постепенно. Сначала вернулся слух – слышался стук каблуков сестёр милосердия по коридору, потом он почувствовал запахи – обычные больничные, одинаковые во всех лазаретах, и наконец разомкнув веки, увидел белый потолок. Да, он не ошибся. Это была больничная палата. Небольшая. На одного человека. «Вероятно, Баркли раскошелился, – подумал он. – Что со мной случилось? Сколько дней я был без сознания? Где Войта? Пароход уже ушёл в Нью-Йорк?».
Скрипнула дверь. Появился доктор в марлевой повязке на лице, белом халате и пыльных ботинках. Не здороваясь и не говоря ни слова, он вынул откуда-то шприц и попытался надеть на него иглу, но она упала. Он поднял её и вновь водрузил на место.
– Primum non nocere[74], – тихо вымолвил Клим Пантелеевич, но доктор не ответил. Пуговицы на его халате были с левой стороны.
– Noli me tangere[75]! – воскликнул Ардашев.
Не реагируя на слова больного, эскулап приблизился к кровати, держа перед собой шприц. В его цилиндре виднелся воздушный шарик.
Подтянув под одеялом правую ногу, Ардашев изо всех сил толкнул незваного гостя в грудь. Тот отлетел к стене. Шприц выпал у него из рук и укатился под кровать. Частный детектив схватил за стеклянное горло почти пустой графин и кинул в голову незнакомца. Он угодил ему в область левого виска, и тот стал медленно оседать по стене, глаза остались открытыми, а из угла рта потекла струйка крови.
Клим Пантелеевич поднялся и, сорвав марлевую маску с молодого, красивого, но уже мёртвого лица, проронил:
– Прощай соотечественник.
Распахнулась дверь. В проёме возникла сестра милосердия. Увидев бездыханное тело, она вскрикнула и закрыла лицо руками.
– Срочно вызовите полицию, – велел Ардашев по-немецки.
– Politiebureau[76]? – спросила она.
– Ja, Van Hassel, politie-inspecteur[77].
– Goed[78].
Клим Пантелеевич сидел в узком, как гроб, кабинете инспектора Ван-Хассла и, макая перо в чернильницу, подписывал протокол допроса. Мерно тикал маятник настенных часов, и было слышно, как на ветру шумят липы.
– Одного не пойму, как этот австриец умудрился проникнуть к вам в номер и рассыпать по углам и подоконникам порошок хлористой ртути? – почесав бороду, спросил полицейский.
– Замки в номерах – вещь условная. В гостиницах всё держится на коридорных.
– Я допросил троих из них, пятерых горничных и двух портье. Они готовы клясться на Библии, что никого из посторонних, то есть не постояльцев отеля, они в тот день не видели.
– Теперь это уже не так важно.
– Мы нашли в номере у покойного Пауля Грубера целый пузырёк этого яда. Доктор сказал, что концентрация паров хлористой ртути в вашем номере была настолько высокой, что если бы вы не распахнули окно, то к утру вас бы на свете уже не было.