– А это вы загнули, – недоверчиво покачал головой американец.
– От чего же? Если можно передавать человеческий голос на расстоянии, то почему нельзя передать его изображение? Фотоаппарат позволяет нам получить картинку. Теперь осталось придумать, как передать запечатлённый образ через телефонную проводную линию, или даже беспроводную.
– Только мы с вами, шеф, до этого времени не доживём, – покачал головой Войта.
– Это почему?
– Потому что люди никогда не перестанут убивать друг друга. Безмозглые политики, одурманенные властью, далёкие от простых смертных, живущие в собственно выдуманных эмпиреях и возомнившие себя вершителями судеб, с той же лёгкостью, с какой дрессировщик взмахом кнута в цирке заставляет перепрыгнуть льва с одной тумбы на другую, будут посылать на убой своих граждан, прикрывшись нелепыми лозунгами, теориями и объяснениями. А безропотное стадо, маршируя в ногу, стройными шеренгами пойдёт не только на собственное заклание, но и на душегубство себе подобных, кои от них отличаются лишь по паспорту. Потом, конечно, народ одумается. Скинет тирана, вздохнёт, помянет убиенных и начнёт рожать детей и залечивать раны, восстанавливая города и сёла. Где уж тут до изобретений? На это уйдут десятилетия. Поэтому, шеф, при всём моём к вам уважении, новый большой скачок в науке и технике произойдёт только лет через семьдесят-восемьдесят.
– Думаете, будет ещё одна война?
– Обязательно. Лет через двадцать-тридцать. Поэтому следующий виток прогресса возможен ещё через одно поколение после окончания мировой кровавой бойни, или через два поколения после нас, то есть в двадцать первом веке.
– Мистер Войта, а вы большой философ. И я с вами согласен на все сто процентов. Но знаете, в чём разница между американцами и вами, то есть славянами? – осведомился Баркли.
– И в чём же?
– Вы очень любите порассуждать, поспорить, помитинговать. А нам, американцам, некогда. Если в Европе работают, чтобы жить, то в Америке живут, чтобы работать. А в России и того хуже, там живут и работают «vrazvalochku», то есть не торопясь. Мне понравилось это русское словцо, и я его запомнил. Оно очень точно характеризует русских.
Автомобиль остановился.
– Господа, как я понимаю, мы, уже на месте, – проронил Баркли, разглядывая на вывеску «Central-Hotél», Фридрихштрассе, 143.
Американец расплатился, выбрался из таксомотора, и, глядя на подъезжающий экипаж, сказал:
– А вот и Эдгар с Лилли. Отлично. Господа, у нас срочное дело на Берлинской бирже. Поэтому встретимся только вечером.
– Простите, мистер Баркли, но мы обязаны обеспечивать вашу безопасность. Возьмите с собой хотя бы моего помощника.