А вообще, хочется закрыть глаза, заткнуть уши и пусть оно все делает, что хочет, и со мной, и вообще. А может, лучше уж, как Марго? Если, конечно, это она сама. А не Мишка в порыве злости от собственного бессилия — знаешь, как у нас, мужиков, на подступах к постели это бывает? Особенно у бывших советских. Да нет же, фигня это все, не убивал он ее. Послать на… обратно на Восточное побережье — мог и, думаю, она бы отвалила, не ожидая повторной просьбы. Так зачем убивать-то? Ладно, расскажет сегодня вечером, что да как было.
А зря ты так про него, про Мишку. Неделю назад сама же криком кричала: почему, дескать, талантливые люди пьют? Не отпирайся, кричала. А теперь: «алкаш как алкаш». А какие песни парень пишет! Я могу его слушать, кажется, бесконечно. Писать, как пишет он, то есть, вроде бы просто, так, как будто обычный человек с тобой разговаривает — мне кажется, на самом деле, должно быть гораздо труднее, чем со всеми этими «поэтическими» закидонами и прибамбасами, за которыми теряется мысль. И вот ты дослушал такую песню до конца, внимательно дослушал и чувствуешь себя полным тупицей, потому что не понимаешь, а о чем, собственно говоря, песня-то была? С Мишкой иначе. Каждая его песня, каждая строчка — обо мне. Или о тебе. Или о нас обоих. И бесконечно удивляет меня только одно: как это ему смутные мои полумысли так четко и безжалостно удается в слова заковать?
Ладно, до вечера. А если переберу с Мишкой, то, может, и до завтра. Ты ведь не обидишься на меня, правда?
Клара. 12 июля, среда, 18–15
Паша, я, наконец, явилась с работы домой.
Бог с ним, с Мишкой, не до Мишки сейчас. Но всё-таки, постарайся не очень с ним напиваться.
Мне печально, что у тебя такое настроение. Замотались мы все. Мне тоже хочется закрыть глаза… Или спрятаться под стол. А ещё лучше — под одеяло. С головой. Но всё же я твёрдо убеждена, что так, как поступила Марго — это не выход. Мы приходим в этот мир, чтобы что-то познать, что-то исполнить. И никак не имеем права выходить из игры таким способом. Если бы меня кто застрелил, как застрелили Олега, я, пожалуй, была бы благодарна… Нет, уже не теперь. Теперь, наоборот, жить хочется. Появилась цель. Не довелось мне побывать по-настоящему ни женой, ни мамой — может, хоть бабушкой. Если удастся… Увидишь, какая замечательная бабушка выйдет из меня. Даже сам не поверишь.
На самом деле, Павлик, я сейчас, сию минуту, очень нервничаю. И вот почему.
Опять у нас новости: письмо от Марго на моё имя. Нашла в почтовом ящике. Лежало себе там, такое обыкновенное, безмятежное, а я почувствовала мгновенный укол: что-то не то. И — ву-а-ля.