Ее губы коснулись моих губ осторожно, словно она просит меня что-то вспомнить.
«Мы монстры. Даже если они называют нас иначе».
Я ощущал сладость губ, языка, впитывал ее в себя, словно хотел утонуть в ней. Я поступил так ради этого. Ради нее. Ради Энни в моих объятиях.
Хватит ли этого?
Стоит ли той пропасти, преисполненной страданием, когда Эринис пронзительно оплакивала потерю Джулии?..
Лучи предрассветного солнца пробились сквозь занавески больничного окна, и Энни беспокойно зашевелилась рядом со мной.
– Пора. Я должна сделать это сейчас. Ли… есть кое-что. Я должна рассказать тебе, прежде чем уйду.
Она высвободилась из моих объятий и помогла мне сесть. Любое движение, даже самое незначительное и осторожное, обжигало подобно пламени. Мы держались за руки, ее лицо находилось так близко к моему, а примятые рыжие волосы мягкими волнами обрамляли лицо, где на щеке отпечатался след от подушки.
– Атрей появился там со своей Стражей, потому что… он не хотел, чтобы ты вернулся из Крепости.
Я взглянул на нее, пытаясь понять, почему она так считает или что все это значит, и она снова продолжила говорить.
Рассказывать о Дворцовом дне.
Ей пришлось повторить дважды, чтобы я ее понял.
«Атрей не спасал твою жизнь в Дворцовый день».
– Нет, он сделал это, он говорил…
– На каком языке он отдал приказ солдату, Ли?
Она посмотрела на меня в ожидании ответа.
На каллийском. Языке, которого я практически не знал, пока она не взялась обучать меня.
Я пытался побороть захлестнувшую меня панику, вспоминая то, что было произнесено на драконьем языке.
– Но перед этим отец просил его, и он пообещал отцу…
Слезы застыли в глазах Энни. Я посмотрел на ее опухшее от слез лицо и прочитал на нем все, о чем она думает, о чем вспоминает. О чем не может сказать вслух.
Что пустые слова призваны утешить умирающего.
Я выдернул руки из ее ладоней.
– Если Атрей не хотел, чтобы я вернулся после дуэли, – начал я, убеждая себя в том, что это нелепо, зная, что это нелепо, пусть и слышал дрожь в своем голосе, – зачем нужны были свидетели?
Пальцы Энни сжались на коленях.
– Я привела свидетелей, – прошептала она. – Я не придала тогда значения этому приказу.
На мгновение в воцарившейся тишине слышался лишь звон колоколов на ратуше, отбивающий четверть часа.
«Встань, сын Каллиполиса».
Энни взглянула на меня полными слез глазами. Ожидая.
А затем до меня долетел звук моего собственного дыхания, когда я попытался сделать глоток воздуха.
Энни снова хотела взять меня за руки, но я отмахнулся от прикосновения.
– Ли…
– Я убил Джулию ради человека, который желал мне смерти?