– И что же сделал Элиот?
– Элиот сказал, что в таком случае он умывает руки, и отныне глаза бы его не глядели на всех нас, то есть на все семейство конечно, и что у него тоже есть личные планы, и что, слава богу, он теперь от нас избавится. И с этими словами он собрал какие-то бумаги, сунул их в портфель, надел куртку, свистнул собаку и был таков. Слышно было, как машина двинулась по подъездной аллее, и больше мы его не видели.
– Куда же он уехал?
– Наверное, в Хай-Кросс.
– А Молли?
– Она ударилась в слезы… пробовала его остановить, не глупить, как она говорила. Умоляла его остаться. Напускалась на командира, крича, что он во всем виноват. Но, конечно, сил остановить Элиота у нее не было. Да и что можно сделать, если взрослый человек уходит из дома, никто не может ему помешать, будь то даже его собственная мать.
Я преисполнилась мучительной жалости и сочувствия к Молли.
– Где она сейчас?
– У себя. – И Петтифер хмуро добавил: – Я понес ей наверх чай на подносе, а когда вошел, она сидела за туалетным столиком как изваяние.
Я была очень рада, что все это происходило в мое отсутствие. Судя по рассказу Петтифера, вечер был тяжким. Я встала. Бедняжка Молли.
– Я поднимусь к ней. Поговорю.
– А я… – сказал Джосс, – пойду повидаю Гренвила.
– Скажи ему, что и я очень скоро к нему зайду.
Джосс улыбнулся.
– Мы будем ждать тебя, – заверил он меня.
Молли, бледную, заплаканную, я застала все за тем же нарядным туалетным столиком. (В этом была вся Молли: даже самая жестокая скорбь не могла бы заставить ее броситься на постель. Ведь так можно смять покрывало!) Когда я вошла, Молли подняла голову, лицо ее трижды отразилось в створках трюмо, и мне впервые показалось, что выглядит она на свой возраст.
– Как вы себя чувствуете? – спросила я.
Она потупилась, комкая в руке мокрый платок. Я подошла к ней.
– Петтифер мне рассказал. Мне так жаль.
– Это все ужасно несправедливо. Гренвил всегда недолюбливал Элиота, безумно на него раздражался, и вот теперь мы, конечно, поняли почему. Он всегда пытался руководить Элиотом, встать между Элиотом и мной. Что бы я ни делала для сына, все было не так.
Опустившись перед ней на колени, я обхватила ее руками.
– Я искренне верю, что он делал это из самых добрых побуждений. Попытайтесь и вы в это поверить.
– Я даже не знаю, куда он поехал. Он не сказал мне. И не попрощался.
Я поняла, что взволновали ее не столько открытия этого вечера относительно Джосса, сколько внезапный отъезд Элиота. И это хорошо. По поводу Элиота я могу ее чем-то утешить, а вот что касается Джосса – тут уж ничего не поделаешь.