– Но почему это так? – продолжал расспрашивать он.
– Не знаю. Может быть, это из-за того, в какой обстановке я росла… мама все время меняла мужчин, жила то с одним, то с другим, так что и мне пришлось жить при них. А что как не тесное общение губит прекраснодушные мечты и романтические иллюзии.
Мы посмеялись.
– Это, может быть, хорошо, – сказал Элиот, – а может быть, и плохо. Не стоит замыкаться в себе, а не то к вам вообще будет страшно приблизиться.
– Я своей жизнью довольна.
– Вы собираетесь назад в Лондон?
– Да.
– И скоро?
– Вероятно.
– А почему бы еще не побыть здесь?
– Боюсь злоупотребить гостеприимством.
– Этого не произойдет. А я так с вами и словом не успел перемолвиться. И вообще, как вы можете уехать в Лондон и покинуть все это?.. – Он обвел рукой все окрест – небо, солнце, тишину, плеск воды, приметы наступающей весны.
– Могу, если приходится. Меня ждут работа, квартира, в которой надо делать ремонт, и вся жизнь, которую надо налаживать заново.
– А подождать все это не может?
– Не до бесконечности же.
– Все ваши причины – неосновательные.
Я промолчала.
– Если только, – продолжал он, – вас не обескуражил вчерашний инцидент…
Я улыбнулась и покачала головой:
– Ведь мы же решили больше не упоминать о вчерашнем.
Элиот облокотился о стол, опираясь подбородком о кулак.
– Если вам действительно была бы нужна работа, ее и здесь можно найти. И квартиру снять, если захотите жить отдельно.
– Да зачем мне оставаться? – Но мне были приятны его уговоры.
– Затем, чтоб было хорошо Гренвилу, и Молли, и мне. Затем, что, по-моему, мы все этого хотим. В особенности я.
– О Элиот…
– Это правда. От вас исходит какая-то умиротворяющая ясность. Не замечали? А я заметил еще в тот вечер, когда впервые увидел вас и еще не был с вами знаком. Мне нравится форма вашего носа и ваш смех, и как вы умеете преображаться: то выглядите настоящей оборванкой – в джинсах, растрепанная, а через секунду – сказочной принцессой с этой вашей косой через плечо и в этом царственном вечернем туалете. У меня ощущение, что я с каждым днем узнаю в вас что-то новое. И вот поэтому мне не хочется, чтобы вы уезжали. По крайней мере, сейчас.
Я поняла, что совершенно не знаю, чем ответить на эту его длинную речь. Так я была растрогана и в то же время смущена. Но все же мне льстило, что я нравлюсь, что мной восхищаются, и льстило еще больше, что мне говорят об этом.
Глядя на меня через стол, он принялся смеяться.
– Видели бы вы, какое у вас лицо! Глаза бегают, вся красная… Давайте допивайте ваш херес и поедем есть устриц. Обещаю, что больше комплиментов говорить вам не стану.