— Пройдите на борт, ты, ты, ты… Братья, пропустите сестрёночку… да, ты, с косичками — и ты, беленькая. Всё. Простите, родные.
Посадка заканчивается. Я подхожу к остающимся детям. К Гюри. К Лу. К мальчикам. К Хэглэ, который присел на корточки и обнимает за шеи ластящихся бескрылышей. Ждать, успеют ли прислать транспорт за нами или… но меня останавливает командир, который обозвал меня круглороткой.
— Сестрёнка, — говорит он, — кто-то из взрослых должен за ними присмотреть. Ты полетишь, наш оператор связи останется.
Я задыхаюсь. Мне больно.
— Я? — бормочу потрясённо. — Но почему?
— Потому что дети хотят, — говорит он. — Беременные девочки хотят. И малыши. И ты пойдёшь. Я — Старший, это приказ.
Я оборачиваюсь и вижу стоящих на трапе Аэти и Лэхи. Они спускаются, чтобы взять меня за руки — и вцепляются в меня изо всех сил. У меня сердце рвётся от тоски и стыда — но Харимэ улыбается и машет рукой, будто хочет сказать: «Пока, увидимся!», и целитель Шакэ говорит: «Иди, иди быстрее, ты их задерживаешь».
Это тоже звучит, как приказ.
И я иду. Я боюсь оборачиваться. Я не могу дышать.
Уже потом, в Эра-Хы, в сутолоке погрузки в транспортник, чувствуя кожей жуткий жар нашего горящего мира, держа на руках поскуливающего белька, рядом с моими беременными девочками — я думаю: чьё место я занимаю?
Тех, кто моложе. Или тех, кто умней меня. Или тех, кто полезней меня — в то время, когда последним каплям нашего Океана нужны ослепительные таланты, а не Тари-Круглоротка.
Бесполезная, никогда не рожавшая Тари. Тари со сломанным геном в самом главном месте Спирали Жизни, глупая Тари.
Которая всё время остаётся среди живых, когда кто-то жертвует собой.
Я всем вам обязана жизнью, погибшие братья и сёстры. Я всегда — в долгу.
* * *
Меня будит Аэти: трётся носом о мою щёку, как белёк:
— Сестричка Тари, проснись, мы прилетели. Сейчас будет посадка.
Как — посадка?
Я сажусь в спальном мешке; все кости ломит после долгой погрузки. Кругом уже проснулись и шедми, и люди; все подкачивают в мешки воздух, чтобы превратить их в подобие амортизирующих кресел. Я смотрю на пульт с чужими значками и не могу сообразить, где же эта штука надувается — умница Аэти тут же показывает пальцем:
— Нажми сюда!
— Спасибо, светлячок, — говорю я. Эластичная ткань охватывает моё тело со всех сторон. — Тебе тоже надо приготовиться к посадке, поторопись.
— Я сейчас пойду, — важно говорит Аэти. — Я всем показываю, что делать с мешками. Меня научил Иар.
Иар — новый друг Аэти, он человек.
Как это странно звучит.
Хао, пытающаяся привести в порядок пышную гриву без помощи расчёски, улыбается: