— Аэти, Иар к тебе очень расположен, но это не означает, что надо сесть к нему на голову и прицепиться, как жгучка-липучка — к бродячему раку.
Сравнение со жгучкой приводит Аэти в восторг.
— Мы как симбионты! — радостно соглашается она. — Я его учу про шедми, а он меня — про людей. И я уже умею регулировать спальный мешок, включать приготовитель коричневой бурды, которую люди пьют, и продувать экзоскелет. И Иар мне обещал дать попробовать им управлять, когда мы спустимся на Океан Второй.
— Маленькая сестрёнка будет либо дипломатом, либо контактёром, — ухмыляется пилот Лэнга. — Если, конечно, не замучает насмерть первого человека, который попал к ней в лапы.
— У меня — лапы! — восхищённо пищит Аэти и уносится что-то объяснять доктору Данкэ.
Человек Алесь, взрослый, но безволосый, как мальчик до Межи, говорит, подходя:
— Братья-сёстры, я знаю, вы умираете от голода, как и мы — но потерпите, пожалуйста, до посадки. Сейчас нет возможности включить синтезатор, весь наш энергоблок занят анабиозными капсулами.
Только сейчас я понимаю, что очень голодна, — желудок подвело, как у белька, — но голод меня почти не беспокоит. Мы скоро увидим Океан — вот что я думаю.
Увидим Океан и разбудим детей.
И это будет возвращение к жизни.
Новый мир обещает стать очень странным, — с людьми, которые ведут себя невероятно для представителей своей довольно-таки ужасной расы, — но он у нас будет.
Когда раздаётся свист, означающий начало посадки, и зажигаются сигнальные лампочки, эти отвратительные звуки и резкий свет кажутся мне музыкой и лучами солнца. Возрождением надежды.
Но посадка — это испытание.
Спальные мешки не спасают от болтанки при входе в атмосферу. У меня темнеет в глазах, и по зобу будто катается свинцовый шарик. Но дети в анабиозных капсулах защищены гораздо лучше, поэтому я не беспокоюсь особенно. Просто терплю — до прекрасного момента, когда толчок и тишина дают всем понять, что мы уже находимся на поверхности нашего нового дома.
Аэти, моментально покинувшая мешок, фыркает и говорит, что ни за что не хочет быть астронавтом.
Её товарищ Иар рассказывает, что в рубках звездолётов амортизаторы и система стабилизирования работают гораздо лучше, чем в нашем трюме. Он не убедителен: по-моему, во время посадки ему пришлось даже хуже, чем мне, хоть он и сохраняет лицо.
Люди выбираются из мешков, потирая плечи, спины и поясницы — им, похоже, досталось от турбулентности сильнее, чем нам. Их Земля — довольно лёгкая планета, они непривычные. На нас вдруг напала какая-то лихорадка спешки. Скорее-скорее-скорее… Я вижу, что все это чувствуют, даже Лэнга, как бы он ни пытался владеть собой.