Лэнга глядит на меня.
— Как думаешь, Лоцман, — говорит он, пытаясь скрыть привычной хмуростью отчаянную надежду, — мы ещё не опоздали?
— Ну что я могу сказать… Это было очень давно.
Лэнга фыркает, будто хочет помешать ноздрям закрыться.
— Неважно, неважно. Мы их найдём, если они живы.
Если.
Наше любимое слово последнего времени.
Мы обшариваем ангар вдоль и поперёк. Заменяем и заливаем аккумуляторы катера. Потом сидим на причале для «крупной рыбки», освещённом его бортовыми огнями. Думаем.
— Катер заправлен, — говорит Лэнга. — И ещё горючка есть. Можно его отсюда вывести запросто. Я посмотрел по базе данных: этот мыс Ветров — в полусотне линий отсюда, доплыть, не вдыхая. Мы с тобой могли бы посмотреть, Лоцман — обернулись бы до вечера.
— Разумно, — говорю я. Скептически. — А в это время маленький братец Бэрей и наши сёстры со станции гадают, что с нами стряслось: съел нас тут лучехват или мы на мину напоролись. Нет, Парус, нам надо подниматься на поверхность, предупредить и тогда уже… — и вдруг меня осеняет. — А ты проверял связь?
— Я не знаю здешнюю кодировку, — говорит Лэнга, но его глаза блестят особым блеском. — Да и неважно. Подберём. Ты прав.
Мы оба снова поднимаемся на борт катера. У меня тяжелеет зоб, когда я вижу, как под пальцами Лэнги оживают приборные панели: будто мы на пирсе у Каменной Нерпы — и из воды показалась милая дельфинья морда. Живой катер на мёртвой станции — я ловлю себя на том, что тоже глажу обшивку рубки, как кожу доброго зверя. Воздух-свет-тепло — это всё внушает надежду, будто катер — наш выживший друг.
У Лэнги другой подход — пилоту полагается говорить с техникой на её языке, а не предаваться рефлексиям и сантиментам. Он расположился в капитанском кресле так уверенно, будто всю жизнь водил не истребители, а экспедиционные катера — и углубился в течения и волны, несущие информацию.
Я узнаю по звуку позывной к Шеду — Лэнга прошёлся по всем основным волнам. Нам отвечает мёртвое и тупое гудение космической пустоты, перемежаемое только мелким сухим треском помех. Лэнга звал зря. Я понимаю: руки сами потянулись — но всё равно зря. Нестерпимо слышать этот вой безжизненного космоса на том течении, которое должно бы доносить живые голоса нашего несчастного дома.
Но Лэнга тут же поправился — и начинает искать островки жизни под небесами Океана Второго:
— Океан, отзовись. Говорит база на Медузьем полуострове. Братья-сёстры, говорит Лэнга из Хыро, пилот Армады. Отзовитесь, если вы меня слышите…
Океан трещит и свистит. Мне кажется, что я слышу щебет дельфинов и низкое пение кита-кальмаробоя. Впрочем, мы и впрямь слышим их всех — китов, дельфинов, кальмаров, акул и орок — запустив все акустические системы катера, сонар и радиопоиск… «дельфинье ухо»… «ухо кашалота»… «наше ухо»… но никакого следа шедми не найти. Радиоэфир полон кодированными сообщениями людей; между их передачами на миг всплывает и тут же тонет нить чужой музыки: шаря по всем диапазонам, Лэнга случайно поймал открытую волну. Музыкальный клочок жалит Лэнгу в ухо, словно щупальце медузы-волосатки; мой брат раздражённо трясёт головой, выключает радио.