— Ложись, — говорит она. Архенту передергивает.
— Ложись и раздвинь ноги.
Архента сжимается в комок, подтягивает колени к лицу и смотрит на женщину с ужасом.
— Я не буду трогать, — говорит она, — я буду только смотреть. Ложись. Я же тоже женщина, я не поврежу тебе. Ну, что ты плачешь-то, что ты плачешь? Не надо, все хорошо.
Ну конечно, по лицу опять течет. Присоединяюсь к уговорам акушерки, укладываю Архенту, берусь ее руками за простыни, позволяю жумкать сколько захочет. Акушерка молча изучает, вежливо просит позволения взять за колено, открывает Архенту пошире, потом поднимает колено вверх, выше, выше, смотрит опять. Молча. Опускает. Укрывает Архенту по пояс одеялом. Выходит, возвращается с доктором, вполголоса что-то бубня ему на ухо.
— Что, так плохо? — зыркает на нее доктор.
— Да как она ходит вообще, я не понимаю, — бурчит акушерка, — по своей части я вам сказала, а вот по вашей надо ей голову осмотреть и на животе как лошадь лягнула, тоже вам надо решить, что делать.
— Сначала живот, потом оденете ее, и посмотрим голову.
Доктор щупает живот так и сяк, Архента кривится. Он вздыхает и отворачивается.
Марина и акушерка одевают Архенту во что-то другое, чистое. Снятое платье доктор уносит. Эх, рискованно, думаю я, как у них там с технологиями, сообразят ли рукава обнюхать? Ну, ну.
Доктор возвращается, ощупывает Архенте голову, внимательно изучает висок, инструктирует Марину, как сделать компресс. Требует от Марины тщательно изучать содержимое ночного горшка, если появится кровь — снова вызывать его. Марина слушает, вся растопорщенная от старания и готовности, кивает.
Заходит полицейский с платьем, кидает на пол.
— Можно стирать.
Ну, вот и всё, — говорю я Архенте, — этот порог мы с тобой прошли. Он не последний, но ты молодец, умница. Сейчас тебе, наверное, позволят поспать.
Почему никто не подозревает меня?
Потому что ты не могла его убить… Будь ты одна. Ты ведь даже не знаешь, что там было, в пузырьке. И ты бы не стала заглядывать в сейф. Твоего мужа убила я, а не ты. Не ты. Это очевидно.
Приходит Пепа с какой-то едой и большим кофейником на подносе. Ого! Какой тут пьют хороший кофе! Я медленно пью чашку за чашкой, наслаждаясь каждым глотком.
Кофе как кофе.
Тебе не понять, детка.
Есть она все-таки не может, кусок не лезет в горло. А как давно ты ела что-то? Вчера днем?
Вчера утром… Тоже пила кофе.
Ну потрясающе, давай заморим нас голодом.
Прошу Пепу сварить сладкого какао на молоке, она радостно соглашается и уносит поднос. Но тут опять шум, галька катится по прибою, фигура Марины заваливается вбок, ну блин, мы так и будем теперь засыпать на полуслове?