Сказать по правде, она не видела ничего криминального в том, что шеф оказался человеком, который сделал себя сам. Парень из глухой провинции без посторонней помощи получил сначала достойное образование, затем достойную работу, выбился в люди, как сказала бы бабуля. Мирослава и сама была такой, выбивалась в люди, рвала жилы и когти, чтобы стать лучше и умнее остальных. У нее и самой, оказывается, имелась родословная. В ее венах тоже, оказывается, текла толика голубой крови, но, в отличие от Всеволода Мстиславовича, у нее и в мыслях не было взять в долгосрочную аренду один из маяков, к проектированию которых приложил руку ее далекий предок.
Отчасти нежелание это было связано с полным отсутствием геральдических амбиций, отчасти с тем, что Мирослава прекрасно понимала, какую головную боль приносит владельцу аренда памятника культуры. Вот такого, например, как Свечная башня! Если сам жилой дом Всеволод Мстиславович мог ремонтировать и перестраивать по собственному желанию, то все вопросы, касающиеся башни, решались с превеликим трудом и проволочками. Самое интересное в сложившейся ситуации было не в нелюбви шефа к Свечной башне, а в том, что на момент продления договора аренды от башни можно было отказаться. Эту информацию Мирослава узнала все от того же Славика два года назад, когда Всеволод Мстиславович вдруг решил снова возродить Горисветово. Усадьбу отстроили и довольно успешно, а вот башня так и осталась стоять, запертая на амбарный замок.
– …Ты разочаровала меня. – Шеф посмотрел на нее сквозь толстое стекло бокала, покачал головой. – Не нужно было слушать Митьку и твою бабку! Не нужно было тащить тебя в новый мир, давать тебе все эти возможности! – Он неопределенно взмахнул рукой, наверное, описывая круг Мирославиных возможностей. – Ты никчемная! Ты даже со Славиком не сумела совладать! Ну, скажи, чего тебе не хватало? – Он с грохотом поставил бокал на стол. – Все тебе дал! Образование, должность, деньги! Единственного сына был готов на тебе женить, а ты? Что ты кобенишься, а? Ты же никто, шавка ты дворовая!
Мирослава отступила на шаг, посмотрела на шефа, теперь уже точно бывшего, с недоумением, словно видела его впервые в жизни.
– Ваш сын – садист, – сказала она медленно, почти по слогам. – Садист и социопат.
– И что такого? – Всеволод Мстиславович презрительно поморщился. – Он научился сдерживаться, контролировать себя. Что он сделал? Он ударил тебя, Мирослава?
– Попытался. – Она отступила еще на шаг, находиться в одной комнате с этим человеком было вся тяжелее и тяжелее.