«…тогда я может и сделаю для неё исключение. На пару ночей, не больше. А так-то… мне сейчас некогда женщинами заниматься. Я кулинар, если ты забыл. Мне нужно… учить Полушу выпекать медовые батоны — вот. Да и самому не мешало бы попробовать что-то новенькое — я о кулинарии говорю, если ты не понял, старикан. Ведь согласись: какой-никакой талант пекаря у меня есть».
Я закряхтел, припомнив радикулит из прошлой жизни, встал с лавки. Доедать хлеб уже не хотел: сейчас не отказался бы от куска мяса. Сделал в уме пометку заглянуть вечерком в ближайшую таверну. Уже разведал тамошнюю кухню — курицу в сухарях там запекали просто превосходно. Да и вино продавали средней паршивости — не слишком противное, но холодное.
«Ладно, так и быть, — сказал я. — Пошли, старый, взглянем на мою бочку мёда. Хотя ума не приложу, куда я её дену: чтобы истратить Полушин мёд мне придется весь город накормить медовыми батонами. Ну а что делать со вторым бочонком — тут мне фантазия отказывает. Ну ничего. Придумаю что-то. Сперва нужно тот мёд отработать. Пошли, старпёр, не отлынивай. Заценим ту красотку, что принесла мне гостинцы».
«О! Отлынивать я и не собирался, етить тебя, — подозрительно легко повёлся на мои слова постэнтический слепок личности бывшего владельца пекарни мастера Потуса. — С удовольствием снова взгляну на Мамашу Нору Белецкую. С прошлой зимы её не видел, тьфу, тьфу, тьфу. Ха! Забавно будет послушать, как Нора станет орать под тобой, парень. Но увидеть её на тебе я бы не хотел. Такое зрелище, етить его, не для моих старых нервов».
* * *
Первое, что меня удивило, когда вошёл в магазин — отсутствие улыбки на лице Лошки. Давно я не видел свою подчинённую такой насупленной и несчастной. Или испуганной? За прошедшие дни я не однажды объяснял продавщице, что на рабочем месте она обязана улыбаться всегда, даже когда в магазине кроме неё никого не было. Пытался донести до Лошки, что её улыбка напрямую влияет на продажи. Те в свою очередь — на её премиальные.
Мои усилия в итоге увенчались успехом. Продавщица научилась-таки изображать на лице счастье и радушие. Во всяком случае, в моём присутствии. Теперь же она не улыбнулась и при виде меня. Вручила очередной покупательнице каравай ржаного хлеба, поблагодарила за покупку, бросила в коробку монету. Взглядом указала мне на посетительницу магазина (лет сорока на вид). Та сидела, надув щёки и выпучив глаза, на бочке, очень похожей на ту, что не так давно презентовала мне Полушина родня.
Дамочка расположилась неподалёку от входа, помахивала точно веером веткой клёна, от чего её пышная крашеная шевелюра шевелилась. Я невольно приподнял брови: слова призрака о том, что он не желал видеть меня под Мамашей Норой, обрели для меня новый смысл. Пробежался взглядом по похожему на огромный комок теста женскому телу — грудь… значительно больше пятого размера не придавала ему прелести. Женщина разглядывала меня, тяжело дышала.