Почему-то Лючия вспомнила о ссоре с Альфредом, спускаясь к завтраку в отеле «Луксор». Шабо, потрясенный ночным происшествием – убийством Калверта Найтли, рассеянно накрывал на стол. Перед мысленным взором Лючии возник образ дяди, играющего на органе в маленькой церкви в Бергамо. Чей-то голос, похожий на голос матери, пел в ее голове строки из восемнадцатой главы книги Левит: «Никто ни к какой родственнице по плоти не должен приближаться с тем, чтобы открыть наготу». Альфред смотрел прямо перед собой, продолжая играть. Обернись! Взгляни на меня! «… ибо если кто будет делать все эти мерзости, то души делающих это истреблены будут из народа своего».
Если бы тогда он решился, сейчас на моих руках не было бы крови…
Семь лет назад кто-то из ее почитателей представил ей гостившего в Милане английского аристократа. Знаменитый журналист не планировал задерживаться надолго, однако его пребывание растянулось на несколько месяцев. Причиной задержки стало совершенно непредвиденное обстоятельство – Калверт Найтли получил то, чего юные итальянские франты добивались годами. Лючию Морелли.
В первый вечер их знакомства Найтли не выказал восхищения, к которому она привыкла. Как обычно, она исполнила несколько арий, но, казалось, ни ее внешность, ни голос не тронули англичанина. Его равнодушие задело Лючию за живое. Уже собираясь уходить, она случайно столкнулась с Найтли, курившим под портиком виллы, и слова сами сорвались с ее губ:
– Я слышала, вы ценитель живописи. Как может человек, превозносящий один вид искусства, оставаться совершенно безучастным к другому?
– Как может синьорина, несомненно, обладающая пытливым умом, столь поспешно судить о людях? – сказав это, он окинул ее беглым незаинтересованным взглядом, почти обесценившим комплимент ее уму.
Щеки Лючии вспыхнули.
– В таком случае смею предположить, что вам не понравилось мое пение. Можно узнать, почему?
Найтли посмотрел на нее более внимательно: нечасто женщины требовали от него объяснений. Возможно, именно в тот момент он впервые что-то в ней увидел.
– Извольте, я объясню. Вы поете на итальянском, немецком и французском, но в вашем репертуаре нет ни одной арии на языке моей страны. Очевидно, по какой-то неизвестной мне причине вы пренебрегаете британцами. А я не люблю, когда мной пренебрегают.
Лючия ощутила, что ей почему-то важно, чтобы он понял ее правильно.
– Это вовсе не так, синьор, – ответила она, взвешивая свои слова. – Просто я глубоко убеждена, что пение должно быть искренним, идти от сердца. Для этого недостаточно заучить перевод либретто, нужно