Амброзиана, Ла Скала, пинакотека Брера, долгие прогулки, игристое вино и тень от непослушной челки на глазах Найтли. В то лето Митя особенно много рисовал…
Затем, как цветные стеклышки в калейдоскопе, виды Милана сменили более привычные образы: царскосельские парки, гимназисты, публичные лекции об искусстве, морская экскурсия в Кронштадт. Но теперь у Мити были воспоминания, настоящие, счастливые, в равной степени принадлежавшие ему и Найтли.
В октябре 1898-го Калверт написал ему, приглашая встретиться в Париже. Владелец маленького отеля «Луксор», расположенного на острове Сен-Луи, устраивал в своем Салоне Муз выставку полотен из частных собраний. Найтли намеревался выставить картину из собственной коллекции и соблазнял Митю «Ирисами» Ван Гога – натюрмортом, который принадлежал вдове брата художника. Йоханна, унаследовавшая от мужа около двухсот живописных работ и рисунков Винсента, вернулась из Франции в Нидерланды и время от времени организовывала выставки-продажи. Это были лишь первые робкие попытки познакомить владельцев галерей с творчеством Ван Гога, однако Найтли не сомневался, что благодаря Йоханне имя художника со временем приобретет мировую известность.
«Вы никогда себе не простите, если упустите шанс воочию увидеть подлинный шедевр, который мадам Ван Гог решилась выставить в салоне старины Шабо», – писал Мите журналист. Именно этот довод сыграл решающую роль: Анненский согласился отпустить Дмитрия Егоровича в Париж на целых две недели.
Теперь, в старинном особняке на набережной Анжу, молодой человек стоял перед натюрмортом с ирисами, пораженный контрастом между жизнью и смертью.
– В этой картине есть что-то зловещее, – произнес один из постояльцев «Луксора», американец по имени Бэзил Холлуорд.
Митя не заметил, как он подошел и остановился рядом.
– Да, пожалуй, вы правы.
Отель «Луксор» оказался еще меньше, чем представлял себе Митя. Одновременно в нем могли остановиться всего пять постояльцев, а главной приманкой для гостей служила экспозиция, которую хозяин Жан Шабо каждые три месяца обновлял в Салоне Муз, почти целиком занимавшем первый этаж особняка. Чаще всего Шабо выставлял картины, арендованные у их владельцев, а иногда и личные вещи художников. Двери отеля были открыты для эстетов, способных оценить поистине бесценные полотна. В то же время Салон Муз служил рестораном, который с удовольствием посещали знатные парижане. По вечерам здесь звучал рояль и, несмотря на современные удобства – центральное отопление и электричество, в камине уютно потрескивал огонь, а на столе, накрытом крахмальной скатертью, пылали свечи в серебряных канделябрах.