Владелец отеля, вопреки обыкновению, был молчалив и не слишком любезен. За столом прислуживал Дюпон. Шабо то и дело бросал на него многозначительные взгляды, словно ожидал, что портье умеет читать мысли по глазам.
– Вы женаты, Шабо?
Китти спросила просто так, чтобы завязать разговор, но ей показалось, будто старик вздрогнул.
– Я вдовец, – не сразу ответил он. – Мы с Изабель держали этот отель вместе. Летом минул год, как она меня покинула.
– Соболезную. А дети у вас есть?
Нижняя челюсть Шабо слегка задрожала.
– Был сын. Он умер. Моя жена не пережила утраты. Чудовищная несправедливость: сначала наш мальчик, и сразу вслед за ним… – он запнулся, сделал несколько судорожных вдохов, но так и не сумел совладать с собой. – Простите…
Глядя, как Шабо покидает салон, Китти пробормотала:
– Какая скука.
Поднявшись в свой двухкомнатный номер, она распахнула окно, выходившее во дворик. Если высунуть голову и посмотреть направо, то где-то там, в темноте, должен быть шпиль собора Нотр-Дам. Однако без невидимого шпиля приходилось признать, что задний двор отеля окружают совершенно неинтересные постройки. Китти уже хотела отвернуться, как вдруг снизу донеслись голоса. Разговаривали Жан Шабо и портье Дюпон, она разглядела их в свете, льющемся из окон Салона Муз. Из-за того, что она так и не преуспела в изучении французского языка, девушка смогла разобрать только «Северный вокзал».
Зевнув, она отошла от окна, потом подняла глаза к потолку, мечтательно улыбнулась и выскользнула из номера.
В среду Китти приказала заложить коляску, чтобы ехать за покупками в Брайтон, однако на полпути попросила кучера остановиться у церкви Святой Маргариты в Роттингдине. За час до полудня она уже расхаживала среди могил приходского кладбища, пряча под накидкой свое самое нарядное платье и рвущееся из груди сердце. Она отпустила коляску, сказав, что передумала ехать в город и вернется домой после прогулки. В глубине души Китти всё еще боялась, что лорд Толбот затаил на нее обиду и помешает ее счастью с Фредериком. О да, она действительно будет с ним счастлива, в то время как бедняжка Элайза выйдет замуж за отвратительного старика. И ради чего? Неужели ей так нужны его деньги?
Стрелки на часах на западном фасаде церкви сошлись на двенадцати, однако ни Фредерик, ни Элайза, ни ее престарелый жених так и не появились. Китти не решалась зайти внутрь. В детстве преподобный Томас отчитал ее за какой-то проступок и с тех пор внушал девушке безотчетный страх. Она прождала у входа еще час, медленно и неотвратимо погружаясь в бездну отчаяния. Жалея себя, Китти представляла собственную могильную плиту, простую, но изящную, с надписью: «Умерла от любви». Впрочем, вероятность умереть от холода была определенно выше, так что несостоявшаяся невеста в конце концов дерзнула без приглашения наведаться в Уитли Холл.