«Взвейтесь кострами, синие ночи…» – пели пионеры.
Наступил вечер, и он действительно был синим. А костер без преувеличения взмывал в чернильное небо, разбрасывая искры так высоко, что они мешались со звездами – не сразу и догадаешься, искра потухла, или сгорел метеор.
Отряды долго собирались в строй, долго шли на обширную поляну в лесу и долго рассаживались на расставленные кругом скамьи.
Открывающую песню, гимн смены, уже спели и теперь снова затянули «Синие ночи», сидя как первоклассники с прямыми спинами, ручки на коленки – шла официальная часть. Пока администрация в лице директора, старшей воспитательницы, физруков, музрука и других взрослых присутствовала на прощальном костре, пионеры скучали и чувствовали себя скованно. Но Юрка знал: скоро они уйдут, и начнется не то чтобы разгул, но станет поживее. Пока даже подняться с мест не давали, только и оставалось петь и искать глазами Володю.
Как полагалось, пятый отряд посадили по левую руку от руководства, а первый – по правую. Так что тянуться, выглядывая, Юрке не приходилось, только голову чуть поверни. Володя на него не смотрел. Его строгий взгляд был обращен на малышей из отряда, но те сидели смирные и грустные – им тоже, наверное, не хотелось расставаться с друзьями. Но они-то еще обязательно сюда вернутся!
Вскоре руководство пожелало всем хорошего вечера и удалилось. Перед уходом Ольга Леонидовна пригрозила, что, если пионеры вернутся в лагерь позже одиннадцати, а октябрята – половины десятого, не возьмет на следующую смену.
Все присутствующие вмиг оживились, пересели так, как им хотелось, но не разбивая отрядов. Кто-то достал гитару. Инструмент гулял между несколькими умеющими играть ребятами. Сперва пели веселые детские песенки – и было действительно весело. Потом перешли на эстрадное. ПУКи хором потребовали «Модерн Токинг», но, как оказалось, если кто-то и знал ноты, то никто толком не знал слов. Володя предложил «Машину времени», на что получил возмущенные «фу» от большей половины пионеров. А Юрка ничего не предлагал. Поэтому пели опять Пугачеву и «Веселых ребят».
Несмотря на все это показное веселье, грусть буквально рвалась наружу, как бы Юрка ни пытался упрятать ее поглубже. И грустно было не только ему, а большинству присутствующих. Ведь этот вечер последний не только для него, а для всех, и все грустили вместе с ним.
Последний вечер особенный многим: все становятся добрее и мягче, все стремятся думать о самом главном и быть с самыми дорогими людьми. Все воспринимается чуть-чуть по-другому: небо такое звездное, запахи такие пряные, лица – добрые, песни – глубокие, а голоса – красивые. Все так, потому что видишь это в последний раз.