Он остановился неподалеку от перекрестка. Налево уходила дорожка в столовую, направо – тропинка в недостроенный корпус, а прямо в центр лагеря вела некогда широкая аллея пионеров-героев. Вокруг грудились сломанные плиты, но возле клумбы, в самом центре перекрестка, уцелел крохотный пятачок.
«Ведь это же было здесь! Да, точно, на этом самом месте!» – улыбнулся Юра, вспомнив, как поздней ночью, пока весь лагерь спал, чертил белым мелом самую красивую на свете букву – «В».
Тогда, следующим утром, идущие на завтрак ребята гадали: что это за контур вокруг буквы? Рылькин из второго отряда смекнул:
– Это ж яблоко, ребят!
– Что за сорт яблок такой на «В»? Вадимовка, может? – предположил Вася Петлицын.
– Сам ты Вадимовка! Васюган это! – оспорил Рылькин и, глядя на Петлицына, захохотал: – Васюган!
А Васька вдруг раскраснелся.
Никому и в голову не пришло, что вместо контура яблока здесь должно было быть сердце. Это Юрка, узнав среди ночных шорохов звук любимых шагов, так застеснялся, что рука его дрогнула, и получилось то, что получилось: яблоко.
Поддев носком сапога обломок плитки, Юра огляделся вокруг. Время не пощадило ни аллею, ни клумбу. Везде валялись ржавые перекрученные балки – остатки каркаса ворот, гнилые доски и щепки, куски кирпича… Куски кирпича! Он схватил тот, что поострее, и присел на корточки. Уверенным движением начертил огромную, красивую, с завитушками «В» и заключил ее в сердце. Снова в кривое и кособокое, но его, Юркино, сердце. Циничный взрослый Юра унял скепсис и мысленно кивнул себе юному – пусть то, что должно здесь остаться, останется.
Воспоминания влекли его дальше по аллее пионеров-героев. Вдалеке виднелась широкая лестница в три ступеньки, ведущая к главной площади лагеря. Запустение, царившее на аллее, напомнило Юре кладбище. Он будто бродил по нему, старому и заброшенному – то тут, то там, точно надгробия, торчали из зарослей замшелые памятники и постаменты. Когда-то грозно смотрящих на запад статуй было семь, когда-то Юра, как тысячи других пионеров, не только знал имена и подвиги этих детей, но и всеми силами стремился быть похожим на них и брал пример. А спустя два с лишним десятка лет забыл даже лица, с трудом узнав одного только Леню Голикова.
Юра шел дальше по разрушенной аллее. Определить, что когда-то здесь стелился ровный светло-серый асфальт, можно было только по его крошеву в густой траве. Юра все брел и брел мимо разрушенных постаментов и с жалостью смотрел на гипсовые руки, ноги и головы, торчащие из зарослей. Его встречали безжизненные потемневшие туловища с вывернутыми наружу арматуринами и потертые таблички с именами. Табличек сохранилось всего три: Марат Казей, Валя Котик, Толя Шумов.