Гуляков подпирает стену в центре зала в компании с дамой в сильно декольтированном платье. Она изо всех сил кокетничает, но энтузиазма у прапорщика в новеньких погонах это не вызывает.
— Александр, вы сегодня на присяге в бурках и папахах были такие романтичные! Как горцы. Только те дикие, а вы приличные люди стали теперь. Украдите меня, бросьте через седло, прижмите рукой, вот здесь (берет ладонь Гулякова и кладет к себе на поясницу) и скачите куда-нибудь, чем дальше отсюда, тем лучше. Вы сегодня клятву давали — защитником быть. А я так хочу защиты, ну прямо так нуждаюсь! Увезите меня от Калюжного. Когда он меня кушает своими безумными глазами, мне кажется, что заползает змея. Вот сюда…
Она согнутым пальцем оттягивает платье на груди, давая возможность собеседнику заглянуть туда, где в чашках корсета парится обильное белое тесто с голубоватыми прожилками.
Дама царапает пересохшими губами ухо собеседника:
— Помню, Саша, твои губы там…
Гулякову скучно. Под ложечкой уже холодок предвкушения первого боя, непреодолимое желание завалить пару германцев, а лучше — сойтись в сабельном, и рубить, рубить…
— Я, Авдотья Серафимовна, клялся Отечество блюсти. Женщин поперек седла класть — это другое ремесло. А Калюжный уже напился и не для вас опасен, а сам для себя…
Возле столика в центре зала атлетически сложеный брюнет в сапожках с неуставными каблуками, угольным чубом и горячечным взором нетрезвого Мефистофеля, подбадриваемый криками, держит плашмя шашку, на которой стоит рюмка с водкой. Он подносит ее ко рту, частью — проливая, частью — выхлебывая, подбрасывает мелкую посудину шашкой и коротким ударом разбивает в стеклянную пыль.
От раздавшейся овации и восторженного женского визга он впадает в раж, ловит за рукав норовящего прошмыгнуть бочком официанта с блюдом фруктов:
— Стоять вот тут, поднос ровно держать…
Офицер пристраивает сверху фруктовой горки большое красное яблоко. Блюдо ходит ходуном в руках официанта, моментально смекнувшего, что сегодня точно не его день.
— Человек, не дергайся, цел будешь, — Калюжный отходит на шаг и кладет лезвие шашки на левую ладонь, прикидывая траекторию удара. — Глаза мне завяжите кто-нибудь, ну же!..
В притихшем зале вызывающе громыхает покатившаяся пустая бутылка, задетая под столами чьей-то ногой, да неосторожно взвизгивает скрипка в руках тучного еврея-музыканта, предусмотрительно отошедшего под прикрытие увитой гирляндами колонны.
Гуляков, отодрав от себя собеседницу, подходит к Калюжному и цепко сжимает его ладонь на рукояти шашки.
— Андрей, покалечишь штатского. Выйди во двор, остынь. Завтра — на фронт, там геройствовать будешь…