— Господи, ну освободи же ты меня!..
* * *
Над вытяжным отверстием в крыше юрты курится дымок. Изнутри доносятся крики: «Еще! Давай! Хорошо!» Посередине юрты стоит буржуйка, на ней горка пышущих жаром камней. На циновке лежит на животе голый Гуляков. Комполка Егоров хлещет его по спине связкой прутьев — подобием веника. С другой стороны еще один мужик поддает пара, плеская водой из кружки на камни.
Гуляков кряхтит:
— Егоров, ну что ты меня гладишь. Не жалей…
— Товарищ комбриг, да это ж не веник березовый, это розги! У вас вон спина уже, как кирпич…
…Под навесом возле юрты за столом в ряд сидят обнаженные по пояс Гуляков, Егоров и третий парильщик, у каждого в руках по большому ломтю арбуза. На лицах и в позах — расслабленное удовлетворение.
Егоров шамкает с полным ртом:
— Хорош арбуз, да больно сладкий. Приторно прям, аж противно.
Гуляков вздыхает:
— Ладно, черт с тобой, давай…
Егоров подрывается с места и приносит бутыль с мутноватой жидкостью и три кружки. Наливает. Мужики чокаются, выпивают, заедают арбузом.
Егоров вздыхает:
— Эх, сейчас бы грибочков соленых…
В ответ раздаются топот, конское ржание. У стола возникает взмыленный красноармеец — вестовой.
— Товарищ комбриг! Звонили из штаба дивизии. Элемент в трудлагере взбунтовался. Лошадь в штаб пришла, а к седлу мужик приторочен с четырьмя дырками от вил в груди.
— В каком таком трудлагере?
Егоров поясняет:
— В штрафном трудовом лагере. Семьдесят верст отсюда в сторону Актюбинска, там бараки стоят, и охраны взвод.
Гуляков удивляется:
— Лагеря же Главкомтруд закрыл еще зимой, трудповинность отменили.
Егоров разводит руками:
— Да там дело мутное какое-то. Есть такой товарищ Джанибкеков, он — хозяин лагеря, а не Главкомтруд. Мужики овец пасут и стригут, бабы шерсть прядут и валяют. Вроде как враги революции. Кормежка — чтоб ноги не протянуть: полтора фунта хлеба и осьмушка бараньего жира в день. Джанибеков с братьями приезжают раз в неделю, подводами пряжу вывозят. Там даже поп есть — прибился, когда с Поволжья люди от голода бежали. Его не трогают…
— С какой стати регулярная армия должна лезть на объект, где гражданское лицо распоряжается? ОГПУ на это имеется, — недоумевает Гуляков. Он ломает сургуч, открывает пакет, поданный красноармейцем, читает и бросает бумагу на стол, прижав ее кружкой с самогоном, чтобы не улетела. Встает и надевает гимнастерку:
— Ну, вот тебе, Егоров, и грибочки. Командарм лично пишет, что лагерь — это есть крайне важный для республики объект. И вверенной мне бригадой там нужно обеспечить революционный порядок.