Роль гнусна, но мне уже несколько жутковато — что совершат со мной серые пугала?
— Послушайте, что вы пишете, я же ни в чем не виноват, я просто хотел выйти из зала, я взрослый человек, отец, литератор...
— А я — коммунист! — Аргументы всасываются в черную дыру Учения.
Приближается рябой мент и начинает хлопать по плечам и ребрам. Да это же обыск!
— Что у тебя здесь? — замирает он в районе голеней.
Сапоги.
Искренне улыбаюсь. Мент остолбенело упирается в мою обувь. Сапоги чешские, недорогие и вряд ли могут представлять для мента ценность, но они на мне, и хотя всего лишь первый день, всего пару часов, но они уже заряжены моими флюидами. Впрочем, они могли показаться ему принадлежностью к какому-нибудь из трехбуквенных ведомств.
Мент уставился на обувь, и я вспоминаю Руслана, я обращаюсь к прочим источникам — убийство за сапоги!
Руки дергаются вниз. Неужели я намеревался разуться? Мент презрительно меряет меня взглядом.
Среди сидящих — брань и ссоры. Сосед в шубейке пытается через меня ударить мальчика в аналогичной одежде.
— Фамилия?!
— Скоба.
— Будешь выебываться, отправлю в вытрезвитель, — грозит кулаком Четыре Звезды.
Его отвлекает возня. Доставлены двое. Дрались. Выясняется, один из них — курсант военного училища.
— Что он тебе сделал?
— Куртку разорвал, — чеканит курсант.
— Пиши на возмещение ущерба.
— Да он же мою девушку... — разевает рот гражданский.
— Сядь. Быстро сядь! — толкает его полный возмущения мент.
Дежурная по залу щурится, она ищет второго.
— Послушайте, — начинаю я.
— Куда?! — толкает в плечо русоволосый с улыбкой. Растягиваю в ответ рот: я готов стать подобострастным, лишь бы вырваться из адского круга.
Прерви хронику, начнешь вновь с красной строки. Вспомни, не присутствовало ли в тебе кроме страха и любопытства тайной веры — все обойдется? И не благодаря невиновности, а в силу проверенной непотопляемости?..
Я вновь изучаю присутствующих. Менты из породы развращенных земледельцев. Точнее, из тех, кто занял места земледельцев, истребив истинных.
Среди задержанных — превалирование кричащей нестандартности. Оба соседа в ложных мехах кипят от энергии. Их невоспитанные тела буквально трясет от гнева и ужаса. Я любуюсь ими, не теша себя надеждой, — они не гарантированы от роковых шагов. В их мозгу заложена модель распада.
Мальчик из семьи торговых работников доказывает о свою непричастность к правонарушению. Мне трудно описать, как это определяется, но, согласитесь, в наше время принадлежность к любому клану чувствуется моментально. Подростка насильно усаживают. Почему им спокойней, когда все сидят? Боятся побега?