Остров (Кожевников) - страница 41

Мы идем по узкой тропе. Навстречу из сердцевины леса движется старуха. Славка говорит, она — колдунья, возьмет сейчас и оборотит меня в собаку или лягушку, а то велит окаменеть или навечно заморозит. Он объясняет: главное — в глаза ей не смотреть, тогда она ничегошеньки сворожить не в силах. Я бы улепетнул, но бег, особенно быстрый, возмущает у меня непереносимую резь под ребрами.

Лес стал принадлежать старухе. Каждая ветка, шишечка оказываются ее оплотом. Она вольна обратиться к деревьям, зверям, страшной луже на дороге. Мы — нет. Колдунья уже недалеко. Близко. Рядом. «Здрравствуйте», — испуганно улыбаюсь, в глаза ей не глядя, а лицо перекосив, как червяк закапываюсь в землю. Друг тоже приветствует незнакомку. Больше мы не шевелимся. Не расцепляем своих пальцев.

Тетка, почти что толстая, с плечами поднятыми, напружинилась вся, будто сейчас прыгнет, — так вижу ее, взглядывая исподлобья. Спрашивает, почему глаза прячу. Славка отвечает, что я знаю о ее колдовстве. Женщина просит не пугаться ее, не собирается она нас ни в кого превращать. Велит поднять мне голову, и я, решив, что вся жизнь моя через мгновение видоизменится, взлетаю глазами на теткино лицо и тотчас к нему присасываюсь. Физиономия — асфальт, с овалами битых яблок вокруг глаз. Сами они бесцветные, как осиное крыло, а в них козявочками дрожат зрачки.


Любимая игра — «конный бой». Серега карабкается на Гришку, я — на Славку, и, разогнав «лошадок», мы пытаемся стащить друг друга и, как правило, валимся оба, а с нами и наши «лошади», в кучу-малу, где, гогоча от щекотки, доказываем свою победу.

Сложная игра — «шпионы». Двое, тем же составом, прячутся. Двое ищут. Славка безустанно изобретает пароль, незнание которого уличает диверсанта. И первый, им сочиненный, звучит — «корова». Я не в состоянии уразуметь, что вопрос — «пароль», ответ — «корова». Понятие «пароль» объединяется в моей памяти с «коровой». Так я и бегаю по лесу, выкрикивая истошно: «Парроль Коррова! Парроль Коррова!»

А если нас засекут, предупреждает Славка, он заорет «полундра». Крик явится сигналом тревоги. Полундра... Какое-то животное. Роковое для того, кто с ним столкнется. Нереальное по своей невероятности, но тем не менее существующее. Полундра... Выкрикнуть — значит обезопасить себя. Защитить. Все равно что призвать Бога. Он ведь не накажет за обращение, а если не поможет, то просто не обратит внимания. Теперь, кочуя по лесу, я воплю в минуты страха: «Полундра!»


Знаю, что малина — красная. В разговоре с соседями хозяйка обмолвилась о желтой. Может ли это быть? Отсчитав ступеньки, я стою перед ней и прошу малины. Ольга Андреевна отмахивается: «Завтра». — «Нет, сейчас, где она, желтая?» — «Спит». — «Как спит? Малина спит?» — «Да, почивает, а сонная — она невкусная. И вообще можно отравиться. Завтра».