Остров (Кожевников) - страница 77

«Кто мне вденет нитку в иголку?» — через недолгий промежуток хитро озирается Софья, держа на раскрытых ладонях ларец со швейными причиндалами. — «Какое все стали выпускать дурацкое! Ушко — узенькое, точно его и нет вовсе. Нитка — толстая. Это уже не нитка, а веревка».


Вы совершенно не знаете истории семьи. Мария Вадимовна, моя мать, вам прабабушка, и Алексей Петрович, мой отец, вам прадедушка, имели десять человек детей. Шутка?! Нынче семерых по аппарату показывают. А у Бахметевых было шестнадцать! И никто не хвастал. Старшая — Маня. Потом — Алеша, Володя, Ваня, Маня. Нет, Маня уже была. Значит, Алеша, Володя, Ваня. Или Нина? Одним словом, десять детей. А теперь осталась одна Соня — старушка учительница. А была молодая. Веселая. Ладно. Алексей Петрович — бухгалтер. Он перевез семью в Воронеж, потому что в Петрополе стало тяжело с работой. Первым уехал отец со старшими детьми. Мы — следом. На дороге бричку обогнали всадники. В огромных меховых шапках. С факелами! «Кто такие?» — басом. А мама спокойным голосом говорит: «В бричке — дети Алексея Петровича Осталова». — «Проезжайте!» Искали листовки. А какие листовки, если едет мать с ребятишками? Ладно. Как приехали, выбежал директор: «Мария Вадимовна, вы?» Мама отвечает: «Я». — «Хорошо. Даю вам сразу дом с садом». А в саду, представьте, яблоки, вишни, груши — ешь не хочу! И корову дали. Жили очень хороню. Директор прислал двух девчоночек. Из простых. Обе — Маши. Мы их так и звали «Маша черная» и «Маша белая». Одна уносила грязное белье, вторая приносила выстиранное. Потом случилось несчастье. Погиб Володя. Он связался с бунтовщиками. Должен был ехать в Петрополь с поручением. А вечером ему сообщили, что всех предали и его будут ждать жандармы. Володя никому ничего не сказал, разволновался ужасно, а сердце — больное. Внизу услышали шум, поднялись, а он — уже все. Алексей Петрович как узнал — слег и умер от сердца. Когда отец умер, друзья отца сказали: «Если у отца семьи брата нет — семья погибла». А какой же брат будет возиться?! Десять детей на руках, и все есть хотят. Шутка?! Что же, всех в приют? Ладно. Мать страшно расстроилась. Куда ей теперь? Она ведь барыня была, не работала. Ну а делать-то что-то надо! Денег — нет. То, что собрали друзья отца, кончилось. Мама заглянула в одну кастрюльку — пусто, в другую — пусто, ну она поплакала-поплакала и пошла — куда?! — маляром!!! А что ж она там намажет, там же все простые, грубые, ругаются. Водку пьют. А она нежная, образованная. Ничего мама не заработала. Заплакала, пошла домой. Стала дрова рубить. Размахнулась и по руке себе — ах! Топором!!! Все сбежались: «Мама! Мама!!!» Кровь — хлещет! А мама спокойным голосом говорит: «Бегите за Алешей». Все засуетились, забегали — помчались, а ее оставили. Мама подняла глаза к небу и говорит: «Николай Угодник! Что же делать? Одна, а их, посмотри, — десять. А я — калека». Прибежали, привели Алешу, он учился на доктора, а у мамы все прошло, только на руке, где разрубила, — след. Как веревочка. Хорошо. Тогда Соня подошла к маме, обняла ее и сказала: «Я открою гимназию». Мама ей: «Шутишь. Ты же — девчоночка. Шестнадцать лет. Сама только школу окончила». А Соня свое: «Нет. Я помогу семье».