– Иди и обними маму, – говорит он.
Не понимаю. Обычно он уделяет ей все свое внимание, и для меня совсем нет места. Знаю, что он все еще в шоке, но это не имеет смысла. Я сажусь рядом с ним.
– Матильда, – говорю я. – Нам с папой нужно кое о чем поговорить. Почему бы тебе не пойти и посмотреть телевизор?
– Ладно, – говорит она и направляется в гостиную.
Вскоре включается телевизор и до нас доносится его бормотание.
– Карл, тебе обязательно продолжать злиться? Она уже дома – разве не это главное?
Он непонимающе смотрит на меня. А через мгновение прочищает горло.
– Сейчас я могу думать только о том, как легко все могло кончиться не так, – говорит он. – Все могло кончиться плохо. Нам просто повезло, что это не так. Но это последняя капля. – Он отодвигается от стола и встает. – Я терпел твое пьянство, твои рабочие часы, факт, что тебе было наплевать на мою работу и ты совсем не хотела поддерживать меня. Я мог со всем этим смириться. Даже с тем, что произошло в Брайтоне…
Под его натиском я склоняю голову.
– Но ты такая легкомысленная, такая никчемная мать и потеряла мою дочь… Больше так я не могу.
Он не кричит. Ему и не нужно. Его слова сжигают слои моей кожи, словно кислота.
Потом Карл качает головой:
– А что самое невыносимое? Вернувшись, она побежала к тебе. Несмотря на то что ты такая плохая мать, она все равно больше любит тебя. И я не могу этого вынести. Ты настроила ее против меня, я знаю. Это меня так злит, что прямо сейчас я даже не могу смотреть на нее.
– Это не ее вина, Карл. Это не честно.
– Здесь нет ничего честного, Элисон. Ничего честного.
Он выходит из кухни и тяжелой поступью идет наверх. Я слышу, как он открывает ящики и закрывает их, а потом снова возвращается вниз.
Я иду в коридор и смотрю, как она тащит дорожную сумку из шкафа одной рукой и спальный мешок – другой.
– Куда ты? – спрашиваю я.
– Я останусь в своем кабинете психотерапевта. На сегодня. Не хочу быть в одном доме с тобой. Не могу доверить тебе Матильду, но у меня нет выбора. Не сегодня вечером. Но клянусь Богом, если с Матильдой что-то случится, если хоть царапина появится на ее мизинце, я, черт возьми, убью тебя.
И, сказав это, он уходит, тихо закрыв за собой дверь. Я стою в коридоре, пораженная его яростью и пониманием, что что-то навсегда изменилось между нами. Все сломано. И вина на мне.
Из гостиной выходит Матильда.
– Где папа? – спрашивает она, и я тяжело сглатываю, прежде чем ответить.
– Ему пришлось пойти на работу, малышка. Скоро он вернется, – говорю я, надеясь, что это может быть правдой.
Я сажусь рядом с дочерью на диван, и мы смотрим телевизор. Позже я готовлю нам ужин и укладываю ее спать в нашей комнате, не ради нее, но ради меня. Я долго не могу заснуть, страх из-за произошедшего не покидает меня, но тут я слышу ее дыхание, и оно успокаивает меня. Я нежно накрываю ее руку ладонью.