– Это все просто ужасно. Надеюсь, с ней все будет в порядке. Если считаешь это допустимым, можешь передать ей мои лучшие пожелания и сказать, что она может рассчитывать на любую мою поддержку.
Полин кивает:
– Передам. Она волновалась о том, что ты подумаешь. Я убеждала ее, что ты будешь на ее стороне, но она мне не поверила. Если честно, она немного враждебно к тебе относится, но сейчас трудное время.
Это словно удар в живот. Я считала себя ее союзником, а теперь осознаю глубину своего незнания, вред, нанесенный моей эгоистичной глупостью. А потом в голову приходит другая мысль.
– Я понимаю, почему она так думает, но за последние пару дней я много чего узнала. Она может рассчитывать на меня во всем, пожалуйста, скажи ей это. Но, Полин, я тут подумала… Я получала анонимные сообщения, неприятные. Ты считаешь…
Полин долгое время молчит, а потом отвечает:
– Не знаю. По тому, что она сказала, трудно понять. Если получится, поговорю с ней. Но она сейчас не в том состоянии.
– Конечно. И все в порядке, это не срочно. Я бы просто хотела, чтобы это прекратилось.
– Понимаю, – говорит Полин.
– Спасибо, Полин. И пожалуйста, скажи ей, что я обеспечу ей любую поддержку, которая ей может понадобиться, если она этого захочет, – говорю я.
– Я рада, Элисон. Думаю, нам нужно присмотреться к тому, как мы помогаем нашим стажерам… Не хочешь этим заняться? Могу устроить встречу.
– Давай, конечно. Мы можем о них лучше позаботиться.
Попрощавшись с Полин, я закрываюсь в своем кабинете и сижу там как можно дольше. Мне сейчас не хочется быть среди людей. В животе неприятное чувство, руки трясутся. Я беру телефон, чтобы снова прослушать голосовые сообщения Патрика, посмотреть, смогу ли я понять по тону его голоса, в каком состоянии он был. А потом вспоминаю, что удалила их, машинально. Это касается и всех его сообщений, даже тех, что были похожи на любовные в тот короткий промежуток наших отношений между похотью и смертью. Я помню его силу, как больно мне было, что я чувствовала спустя несколько часов после того, как мы трахались. Мысль о том, что он мертв, кажется абсурдной, но когда я просматриваю записи в телефоне, то не нахожу ни следа его существования. Никаких совместных фотографий, никаких воспоминаний. У нас никогда не было Парижа. Мы и не заслуживали его.
Кто-то стучит в дверь. Это Роберт. Да, я пойду в паб, да, пойду сейчас. Нет, больше ничего не знаю, ничего ни от кого не слышала. Роберт на мгновение останавливает меня в дверном проходе и обнимает.
– Знаю, что вы были близки, – говорит он.