— Дадунюшка милая, самый упертый материалист в душе сильно верующий. Чем больше человек настаивает на этой матерьяльности, тем сильнее он верует. Просто иногда сам себе не признается. А изурочить или испортить может кто угодно — и материалист-ученый, и святоша набожный.
Алексей Петрович перестал улыбаться и вкратце объяснил, что моему мужу было «сделано» на вечеринке по поводу получения гранта. Один из присутствующих там гостей заставил мужа выпить бокал шампанского, на котором и «сидел» урок.
— Толково «сделано», по правилам, — сказал Алексей Петрович. — Выбрали лих час и слова сказали заветные. Сильные слова. Иначе как бы твой муж, не пьющий ни при каких обстоятельствах, выпил это шампанское?
Затем хозяин дома рассказал, что следствием порчи должен стать алкоголизм, прогулы, растрата грантовых денег, и — суд, в результате которого мой муж лишится и проекта, и работы…
От всего услышанного мне стало не по себе.
— Этому можно как-то противостоять? — спросила я осипшим внезапно голосом.
— Противостоять любому лиху можно. Но мы — здесь, а муж твой — там. Так что сама урок снимать будешь.
— Каким образом?
— Таким же, как супруг твой его получил.
К полудню мы втроем с Алексеем Петровичем и Федором отправились в степь. Ехали на двух конях: Алексей Петрович на пегой кобылке впереди, мы с Федором на гнедом жеребце сзади. К луке отцовского седла Федор привязал небольшую канистру, в которой тяжело плескалась какая-то жидкость и пустое ведро. Нашим «багажом» были две старинные шашки, три кинжала в кожаных ножнах, шашлычные шампуры, ножи и вилки. За спиной у каждого из мужчин висело по охотничьему ружью.
Мы ехали довольно долго и заехали далеко в степь. Спешились у небольшого кургана (или просто бугра?); я тут же стала разминать ноги, затекшие от неудобного положения и тряской езды. Мужчины сняли «багаж», стреножили коней и… растянулись на пригорке, будто намереваясь поспать. Я, недоумевая, присела рядом и хотела спросить, в чем, собственно, дело, и даже уже открыла рот, но, взглянув на Алексея Петровича, увидела, что глаза его не закрыты, а внимательно смотрят на солнце. Я посмотрела на Федора: его взгляд был устремлен туда же. Машинально я тоже глянула на солнце и — зажмурилась от резкого света. Так они лежали, а я сидела минут около сорока. Затем они поднялись, Алексей Петрович загадочно бросил «Пора!». Мужчины засуетились.
Ведро они поставили в центре бугра, чуть окопав землей — для устойчивости. В него налили из канистры белого игристого вина (вот что за жидкость плескалась там!).