— А, — сказал он, — так тебе это нравится?
Парень лежал, крепко зажмурившись, из закушенной губы текла тонкая струйка крови. Сольвейн погладил его подбородок.
— Я не умею доставлять наслаждение, — сказал он. — Но попробую. Не суди меня строго.
Он вышел из мальчика, вызвав у того судорожный вздох, и перекатил его на спину. Потом развязал его ноги и развёл их в стороны. Утренний свет, проникавший в шатёр сквозь дымовое отверстие в куполе, кидал на вздрагивавшее юное тело ровный сноп солнечных лучей. Сольвейн внезапно словно впервые увидел это тело, которого вчера столько раз касался — и так по-разному касался. Он был хорошо сложен, этот мальчик, только чересчур исхудал. Сольвейн подхватил его под колени двумя руками и, задрав ему ноги, закинул их себе на плечи — так он делал с Хьёдвиг, и так очень нравилось Хьёдвиг. Бьёрд же выдохнул, замотал головой, крепко жмурясь и прижимая связанные руки к груди. Сольвейн стиснул его бёдра, не очень сильно, так, чтобы не причинить боли. Наклонил голову — и обхватил губами член юноши, зарывшись лицом в завитки волос, таких же тёмных, как его собственные.
Он услышал, как мальчик стонет, скорее протестующе, чем от наслаждения, но не остановился. И когда он наконец попробовал на вкус кмелтский мёд — то понял, что, если когорун снова спросит, Сольвейну будет чем усладить его слух.
И ещё понял, что не расскажет этого — никому.
Выпрямившись и утерев рот, Сольвейн перехватил задранные ноги Бьёрда покрепче — и ввёл свой член в его тело, лишь скользнув взглядом по опадающему после экстаза члену и пристально глядя в напряжённое запрокинутое лицо. Потом задвигался, резче и быстрее, чем когда они лежали на боку, но не так грубо, как ночью. Бьёрда подбрасывало от каждого толчка, он стонал, уже не пытаясь сдержаться, из-под опущенных век текли слёзы. Сольвейн подумал, что ошибался. Этого мальчика прежде никогда не брали мужчины — а если и так, это не были барра.
Излившись, Сольвейн ещё какое-то время подержал мальчика, заставляя почувствовать, как семя барра стекает меж его ягодиц. Потом отпустил — и стал разматывать верёвки на его руках. Когда путы упали, он взял правое запястье юного кмелта, покрытое глубокими вмятинами, и принялся медленно массировать, разгоняя застоявшуюся кровь. Теперь Бьёрд мог ударить его, но вместо этого он со стоном поднял левую руку и закрыл локтем глаза, будто ему было стыдно, что солнце смотрит ему в лицо. Вдруг, неожиданно для себя самого, Сольвейн поднял руку мальчика к своему лицу и поцеловал изуродованное верёвкой запястье. Потом отпустил — и, взяв другое, стал растирать его.