Максимов усмехнулся, ничего не ответив. Они холодно попрощались. Каждый остался при своем мнении...
А вскоре машина Кормушенко сработала... Максимова вызвали в тот же самый отдел кадров и дали прочитать приказ об увольнении в запас.
Дорого стоила Максимову эта невинная встреча.
В кургузом пальто и кепочке он слонялся по Мурманску в поисках работы. Устроился на должность капитана траулера, и только когда началась война, его вместе с траулером призвали обратно на флот.
Теперь он командовал тральщиками — маленькими кораблями-работягами, которые под кинжальным огнем пулеметов и орудий, бивших прямой наводкой, высаживали десанты в тыл противника или, сопровождая конвои союзников, сутки за сутками, в шторм и непогоду утюжили море, охотились за минами, сами рискуя при каждом обороте винта взлететь на воздух...
Уходя в поход, Максимов никогда не знал, вернется ли обратно. А Кормушенко в море не уходил. Война не внесла существенных изменений в его налаженную жизнь. Он по-прежнему служил на берегу. Сидел в кабинете, спал в теплой постели, по вечерам ходил в Дом флота смотреть новые американские фильмы, и, если изредка в Полярном раздавался сигнал воздушной тревоги, он запирал в стол бумаги, хватал шинель, противогаз и спешил в убежище...
Сейчас Максимов поднял на Южанина глаза и спросил:
— Видели, со мной прибыл лейтенант Кормушенко, младший штурман/Он нам нужен?
— «Нужен» — не то слово, товарищ адмирал. Просто необходим! На двести девятой давно ждут командира группы штурманских электриков.
— Ну что ж... Назначайте туда, — равнодушным тоном проговорил Максимов.
* * *
Начинался новый день с обычных дел.
График зачетных стрельб, заявки на корабли-мишени, по которым будет наноситься удар, ремонт кораблей, строительство плавательного бассейна и многое-многое другое...
В иллюминаторы пробивался рассвет. В такое время Максимов обычно сходил с плавбазы и отправлялся на пирсы. В черной кожаной куртке с меховым воротником и пилотке, он ничем не отличался от остальных подводников. Поминутно отвечал на приветствия, а завидев невысокого худощавого офицера, с золотистым венчиком капитана первого ранга на козырьке фуражки, остановился и уважительно протянул руку:
— Поздравляю, Иван Петрович. Скоро нас, грешных, догоните...
— Спасибо, товарищ адмирал, при своих бы остаться...
— Ну-ну... к чему такая скромность?
Это был командир двести девятой лодки Доронин, еще недавно капитан второго, а сегодня уже первого ранга. Может показаться неправдоподобным, что когда-то этого здоровенного мужчину называли «дитя блокады». История очень простая: десятилетним мальчуганом лишился он родителей, умерших в голодном Ленинграде. Счастливый случай свел его с моряком, встретившимся на улице. Тот привел слабого, истощенного мальчика к себе на корабль, а потом переправил в Кронштадт на плавбазу подводных лодок.