Хоть Малик и был начальником отряда и инструктором КДР, формально руководительского звания он не имел. В тридцатые годы получить его было не так просто, но Малик в этом и не нуждался. Ребята чувствовали в нём руководителя и охотно шли за ним.
Война настигла Малика в Белграде. Как житель Сараева, он получил разрешение немецких властей вернуться в Боснию, ставшую к тому времени частью так называемой «Независимой Державы Хорватии». Это он привёз устный приказ М.В. Агапова о передаче Б.Б. Мартино должности начальника Инструкторской части НОРС-Р – Национальной Организации Русских Скаутов-Разведчиков.
В январе 1942 г. Б.Б. Мартино, я и ещё трое сараевцев решили через Берлин пробиться дальше, на оккупированную немцами территорию СССР, а Малик, чтобы завершить своё высшее образование, начинает хлопоты о переводе из Белградского в Загребский университет. Усташи, контролировавшие Загребский университет, враждебно относились к студентам, учившимся до войны в Белграде, и Малик, сделав несколько неудачных попыток, решил следовать за нами в оккупированные области СССР. Он поехал в Берлин, бежал из транспорта, при помощи НТС, членом которого был, перешёл нелегально германско-польскую границу и приехал в Варшаву, где проживал заболевший туберкулезом Б.Б. Мартино. Как хорватский подданный Малик становится на учёт в Хорватский комитет в Варшаве и получает немецкие продовольственные карточки, полагавшиеся хорватам как союзникам и превышавшие более чем в два раза нормы для немцев в Германии. Ни в одной другой оккупированной стране немцы не пользовались подобной привилегией, и иначе как вызовом польскому населению подобную продовольственную политику нельзя было бы назвать.
В Варшаве Малик долго не задержался. Он решил пробираться в Крым, выдавая себя за татарина. Для этого он взял несколько уроков языка у одного варшавского татарина. Малик знал массу турецких слов, вошедших в Боснии в разговорный язык, особенно у мусульман. Так как многие турецкие слова были и в татарском языке, то Малик с его способно стями к языкам, вскоре мог говорить по-татарски, примешивая только иногда русские слова и обороты. Как хорват, знающий русский язык, Малик без труда получил работу в одной немецкой строительной фирме в Крыму.
По дороге в Крым Малик на какое-то время задержался в Киеве. Там он познакомился с Иришей Брунст (теперь матушкой Ириной Короленко). В своём письме И. Короленко писала: «С Маликом мы сразу подружились. Он был удивительно симпатичный, умел с чисто разведческой привычкой подходить ко всем по-братски, со всеми находить общий язык, несмотря на то, что росли мы в таких различных условиях и так много не знали и не понимали. Он нас учил, но в то же время оставался нашим другом, никогда не показывая нам своего превосходства (…) Он нам рассказывал о русских разведчиках. Как-то вспомнил про одного русского молодого человека, который совсем осербился. Малик его встретил на улице в Белграде и стал расспрашивать, как он живёт, что делает. Выяснилось, что он читает Есенина в сербском переводе. И тут, рассказывая нам, Малик воодушевился и воскликнул: «Я его на Есенине и поймал! Как начал стыдить, что он русского поэта читает не по-русски, так он и за русский язык взялся, а потом и русским патриотом стал, и даже в Россию поехал». Слушая Малика, мы и не представляли, что сам-то он не русский эмигрант, а коренной югослав.