Вид поезда, внезапно вспыхнувшего так, как будто в него угодила напалмовая бомба, невесть откуда взявшаяся в самом центре Ист-Пэрсли, окончательно убедил полицию, что она имеет дело с беспрецедентным в британской истории случаем терроризма. По радио они вызвали армейскую подмогу, объяснив, что полиция попала в засаду в гольф-клубе Ист-Пэрсли, по которому из домов на Сэндикот-Кресчент ведут огонь террористы, только что взорвавшие бомбу под экспрессом Лондон-Брайтон. Через пять минут над полем для гольфа повисли боевые вертолеты, высматривая врага. Но полицейские в саду дома Симплонов уже получили свое. Трое лежали раненные, один был убит, а у остальных кончились патроны. Таща за собой раненых, они ползком выбрались из-за дома, перебрались через лужайку перед ним и помчались к своим машинам.
– Мотаем отсюда ко всем чертям, – вопили они, вваливаясь в машины, – там их целая армия, мать их…
Через минуту патрульные машины покинули Сэндикот-Кресчент и направились в сторону полицейского участка, их сирены затихли вдали. Но до участка они не доехали. Взорвавшийся бензовоз перекрыл все шоссе под железной дорогой, а в тоннеле творился сущий ад. Не лучше было положение и на Сэндикот-Кресчент. Огонь с гаража Симплонов перекинулся на забор, а с него – на сарай во дворе дома Огилви. Вспыхнувший сарай, продырявленный во всех направлениях пулями, добавил пламени и дыма в ту мрачную завесу, что повисла над наследством Джессики, и придал всей сцене какой-то особенно странный, мистический, вызывающий содрогание вид. Огилви сидели в погребе, тесно прижавшись друг к другу, и слушали, как в кухне стучат, ударяясь о стены, пули. В доме номер 1 мистер Рикеншоу, затягивая повязку на ноге жены, клятвенно пообещал ей, что если они выберутся отсюда живыми, то непременно съедут из этого дома.
То же самое решили сделать и Петтигрю.
– Обещай мне, что мы уедем, – рыдала она. – Еще одна ночь в этом ужасном доме, и я сойду с ума!
Мистера Петтигрю не надо было уговаривать. Та череда событий, что пронеслась над Сэндикот-Кресчент и потрясла ее – ив особенности их собственный дом, – подобно чуме, поразившей когда-то Египет, заставила Петтигрю отказаться от его рационализма и вновь обратиться к религии. Высо-кая гражданская сознательность изменила ему, и, когда Рикеншоу, так и не дозвонившись до «скорой помощи» из-за последствий варварского рейда пожарной машины, пробрался через улицу и постучал в дверь дома Петтигрю, хозяин дома отказался открыть ему, резонно возразив, что, когда в последний раз к ним приезжала «скорая», санитары привезли с собой сумасшедшую собаку и что миссис Рикеншоу может истекать кровью и даже помирать, но он, Петтигрю, больше никому дверь не откроет.