Как-то очень неожиданно мы оказались в лесной деревушке. В странной деревушке со странными домиками. Вместо опор стенам домов служили живые деревья. И в домиках этих было по несколько этажей. Некоторые деревья до самых высоких крон были оббиты досками и толстыми жердями, из которых стены и делали. Усадив меня на выкорчеванный пень и оставив под охраной автоматчика, будто я, такая маленькая могла как-то им навредить, офицер увел остальных солдат и ушел сам. Правда вскоре он вернулся с пожилым мужчиной и, указав на меня, сказал:
– Осмотрите ее доктор. А потом ко мне направьте. Мне показания надо снять с нее. Я пока хоть пообедаю по-человечески. – Потеряв ко мне всякий интерес, он спросил у проходящего мимо молодого солдата по форме глядящих: – Что там на кухне?
– Каша. – Небрежно сказал тот, но чуть более с интересом добавил: – Правда, с мясом.
Офицер ушел, а меня доктор поманил за собой и я, поднимаясь, в сопровождении солдатика поковыляла за ним. Мы не вошли в один из построенных вокруг живых деревьев домиков. Наоборот мы спустились в землянку. Солдат остался снаружи и я, пока доктор поярче разжигал несколько керосиновых ламп, постаралась привыкнуть и к сырым запахам и к этой полутьме.
– Жалобы есть? Кашель интересует и чесотка.
Я, все еще ломая себе руки у спуска, отрицательно помотала головой.
– Ну, давай иди сюда. – Сказал доктор и одел стетоскоп. Когда я подошла, он попросил меня задрать маечку под горло и я, краснея, показала ему свою грудь. Пожилой врач равнодушно приложил холодный металл прибора к верхней части груди и попросил, чтобы я глубже дышала. Я старалась, как могла, пока он двигал стетоскопом. Вдруг я почувствовала головокружение и чуть не свалилась. Надышалась, называется. Поддерживая меня за руку, врач сказал мне повернуться и стал слушать меня со спины. Но уже я не старалась дышать глубоко. Еще не хватало свалиться в этой землянке с усыпанным опилками полом. Повернув меня лицом к себе, сидящий на чурке из ствола дерева врач взял мои ладони в руки и внимательно что-то стал высматривать меж пальцев. Даже поскреб зачем-то. Потом попросил меня нагнуться и показать голову. Хорошо, что я ее вымыла. Я представила отвращение, с каким бы этот мягкий и добрый на вид человек копался бы в них, и меня передернуло. Предложив мне сесть на другую чурку, напротив себя и пряча стетоскоп в карман военной куртки, мужчина спросил:
– Жалобы есть?
Покраснев, я кивнула. Я была так напугана болями и произошедшим со мной, что не смогла не сознаться этому спокойному и уверенному человеку. Мне надо было хоть у кого-то помощи попросить.