Мы вышли в огород, быстро отмерив шестьдесят шагов и положив посередине палку, стали на исходные позиции. Все эти дни, в свободную от забот минуту, вспоминая и проигрывая последний поединок с Керимом, был уверен, что поймал перед своим выстрелом правильный настрой. Та пустота, царившая во мне, то чувство общности с землей, травой, Керимом, его луком, стрелой, не могло быть ошибкой. Но где-то в момент прицеливания, поиска его силуэта, в просвете своего прицела, оно слегка деформировалось, и сколько не старался, не мог его удержать даже в иллюзорном поединке, что уж говорить о реале. Сегодня мне в голову пришла простая и очевидная мысль. Ведь мне не обязательно стрелять, это татарин ищет моей смерти, мне обязательно, не поймать стрелу. Поэтому решил разбить стоящую предо мной задачу на две. Сначала увернуться от стрелы, а дальше как будет.
Пока мы ходили, отмеряли, медленно погружался в состояние оторванности, в состояние, в котором ткань мира теряет объемность, становится плоской, и ты начинаешь ощущать себя связанным с этой реальностью, только одной гранью, остаток от тебя уносится в другие сферы, из которых, все происходящее теряет скорость, время, размер. Все окружающее становится частью тебя, натягивающий лук Иллар, летящая стрела, твое тело, становятся пальцами большой руки, и ты знаешь наперед, как будет двигаться каждый из пальцев.
Первую стрелу Иллар пустил сразу, едва мои губы дали команду. Затем подошел к разграничивающей палке и начал стрелять с тридцати шагов. Вначале он делал перерывы между выстрелами, затем они начали сокращаться, и восьмую стрелу он пустил сразу за седьмой, поймав меня в движении. Удовлетворенно хмыкнув, он уважительно сказал.
– Молодец! Быстрый ты, чертяка, что мои стрелы. Не возьмет тебя татарин. А чего ж сам не стреляешь?
– Будет время после него, выстрелю. А не будет, и так добре. Это он ищет моей крови, мне от него ничего не надо. Спаси Бог тебя, батьку, что проверил меня, пойду я халаты делать. А от стрел тикать, меня Керим научил, сам бы вовек не научился.
– Ишь ты, старый пень, что умеет. А никому не скажет. Тронул ты его сердце, Богдан, раз он тебе, такое, показал. Сколько лет живет, слова доброго от него никто не слышал. Увидишь его, передай, чтоб на середу готов был к походу. С собой возьмем. Таких лучников как он, один на тьму.
– Понял, батьку, передам. Батьку, работы много, одному мне тяжко будет, а можно мне будет, хлопцев и девок, с села, на помощь позвать?
– Кого надо, всех зови, скажешь, то мой наказ, но чтоб через два дня все готово было.