Он поднял руки на уровень груди, свел вместе сжатые кулаки, развел их и в руках его оказалась зажата синяя... Наверно, веревка. Больше всего это было похоже на скакалку, может не такая длинная. Мастер сложил ее пополам, перехватил в одну руку и медленно пошел на нас. Мефистофель очень удивился такому повороту событий, во всяком случае на его лице удивление было очень явственно видно. Но тут в дело вступил дядя Ваня.
Стиль дяди Вани, а это можно назвать и стилем, выражался в полном отсутствии такового. Если в прошлый раз это был дикарь, то теперь перед нами предстал последователь некоего странного учения, вроде Шао-линьского, или чего то похожего.
Дядя Ваня демонстрировал чудеса пластики. Не взирая на закон всемирного тяготения, а подчас и противореча ему, он изгибался в таких позах, которые могли бы вызвать чувства зависти у цирковых акробатов, змей, пластилина и медной проволоки. Он умудрялся быть одновременно во всех местах, со всех сторон своего противника, но при этом оставалось чувство, что противник почему-то тянет с тем, чтобы не покончить с дядей Ваней просто, одним ударом. Дядя Ваня не нанес ни одного удара, он только ловко уворачивался, и мне вскоре начало казаться, что это продолжается уже не весть сколько времени, будет длиться еще долго, пока одному из соперников просто не надоест эта беготня по пещере.
Это продолжалось действительно долго. Достаточно, чтобы все расслабились. Прибалты опустили мечи, до этого нацеленные в нашу сторону, мы тоже встали по стойке "вольно", а дядя Ваня все еще исполнял свой загадочный танец. Но какая-то цель у него была, потому что кружась по пещере он не удалялся далеко от постамента в центре. Его противник, похоже начал уставать, но не физически, а от всего этого бессмысленного кружения на одном месте, вдобавок его, очевидно, задело, что он так долго не может достать дядю Ваню, и поэтому он ускорился.
От парочки его ударов дядя Ваня едва успел увернуться. Синяя веревка просвистела настолько близко от него, что он несколько изменился в лице и в его движениях мелькнула суетность. Не надолго, на мгновение, но его противник это заметил и удвоил свои усилия.
Синий хлыст свистел все громче, он начал задевать стены и пол, и там, где он коснулся камня оставались глубокие, медленно остывающие царапины. Это становилось страшно, и надо было что-то предпринимать, но тут я перехватил взгляд Мефистофеля, адресованный всем нам: стойте и не двигайтесь. Я оглянулся - взгляд этот поймали все.
Очень интересно, кстати, вели себя прибалты. Они никак себя не вели. Похоже было на то, что они одновременно все окаменели. Нет они дышали, моргали, но это и все. Я увидел на лице у ближайшего ко мне прибалта струйку стекающего пота, как от невероятного напряжения и понял, что тот пытается пошевелиться, но не может, что-то, или кто-то ему не дает это сделать. Я посмотрел на Ленку, на дядю Ваню, на Мефистофеля, но никто не выдавал своим видом, что причастен к этому. Дядя Ваня понятно, ему не до этого, Ленка тоже во все глаза смотрела и пыталась понять что происходит, а Мефистофель вел себя слишком непринужденно для человека занятого парализацией большого числа людей. Не было в нем ни сосредоточенности, ни сконцентрированности, необходимой, на мой взгляд, для такого рода занятий. Его спутники, так и не вышедшие из пролома, тоже не показались мне подходящей кандидатурой на эту роль.