– Так вот почему, Яша, ты с того места, куда я тебя поставил, ушел!
– Я от Эгга не ушел, батюшка, и все хорошо было. Эгг меня кормит, Эгг меня поит, Эгг мне кафтан подает. Иду гулять – его племянница со мной и подает мне ручку, прихожу с гулянья – уже приготовляют горячее пойло покрепче. Сам хозяин меня здешнему языку учит, вместе со мной пьет и целуется…
– Слушай, Яша, – сказал Сурнин, – ты ему секрет булата рассказал?
– Рассказал, Алеша, но невнятно. Сказал, что сам знал.
– А он тебя прогнал?
– Прогнал, Алеша… То есть не то что он меня прогнал, но сбавил он мне поденную плату вдвое, будто за племянницу. Смеется, что я его английскому дому срам принес.
– Так вот откуда твои птички прилетели, – сказал отец Смирнов. – Ну ладно, поставлю я тебя на работу. Поедешь ты к берегу моря, там есть шахта глубокая, так ты на ту шахту не поступай, а рядом есть завод – будешь ты там кузнецом.
– А винты там делают?
– Гвозди бьют.
– А как бьют? – спросил Сурнин.
– Молотом. Вот посмотри.
Отец Яков положил серебряную монету на стол; на правой стороне монеты был вычеканен паровой молот, на левой выбит был портрет Джона Вилькинсона – жесткое, как будто из чугуна отлитое, лицо.
– Так же, как король монету бьет, – с почтением сказал священник.
– И разную, – ответил Леонтьев и положил еще одну монету.
На монете была изображена цилиндросверлильная машина.
Сурнин схватился за монету.
– Это ведь вещь, Яша, – сказал он. – Ты знаешь, что здесь выбито? «Мои деньги».
– Вот видишь, Яша, ты гордишься, хвастаешь, – сказал священник, – а посмотри со вниманием, какое сейчас в Англии положение.
– Что ж, поеду, – сказал Яков. – Не могу я у Эгга жить, больше он со мной не целуется. А как посмотрит на меня – смеется.
– Вот что, Яков, – сказал Смирнов, – сослужи мне службу, если будешь в Эдинбурге – это там недалеко, – зайди там к одному человеку, к Сабакину Льву, о нем я тебе уже говорил. Он небось по русским соскучился.
– А дело какое к нему, батюшка, что вы его так помните?
– Подарил я ему шубное одеяло хорошее, из русских овчин, не то что совсем подарил – дешево продал. Пускай он мне его пришлет: сыро в Лондоне, ноги болят.
– Привезу, если отдаст, – сказал Леонтьев недовольно.
– А у тебя какое дело, Сурнин? Тоже место потерял?
– Нет, батюшка, я так пришел, по уважению. – Сурнин передал что-то завернутое в черный бумажный платок.
Отец Яков развернул платок, разгладил его на коленях, сложил аккуратно и положил в карман. Потом начал рассматривать подарок – это был кусок тяжелого ярко-лилового шелка.
Довольный, отец Смирнов спросил: