Сабакин уложил бритву и сел переводить. Он переводил книгу славного шотландца Адама Смита, здешнего уроженца, человека высокой учености; впрочем, господин Смит ушел от здешней скуки и стал ректором в Глазго.
«Законы об ученичестве, – переводил Сабакин, – свободному переходу труда от одного промысла к другому, даже в пределах одной и той же местности, препятствуют».
«И нужно ли ученичество при мануфактуре? – подумал он. – Прав Смит, при работе, столь разделенной, в несколько часов овладевает ученик нехитрым умением. Нет уж мастера прежнего, и к благу ли это мира, еще не прояснено».
Мудра книга о богатстве народов, и славны английские мануфактуры, но не благоденствуют английские работные люди, – нет, беднее стал рабочий люд. Недаром говорит мудрый профессор Фергусон, что Англия сделалась нацией рабов – илотов.
Тут в дверь постучали.
«Небось принесли горячую воду для бритья, хозяйка опаздывает», – подумал Сабакин. Он не любил, чтобы в комнату его входили и трогали его вещи, все принимал у двери, не пуская в горницу. Придут, подметут, а потом спросят за уборку деньги, а денег мало.
Он открыл дверь – у порога стоял измазанный углем человек.
– Угля мне не надо, – сказал механик.
– А в горнице-то у вас холодно, – ответил по-русски человек.
Вошел, закрыл за собой дверь, поставил мешок около камина и сказал:
– Мне о вас батюшка Смирнов говорил, что вы человек добрый и благотворительный.
– А ты кто? – спросил Сабакин.
– Я туляк странствующий, а имя мое Яков. Хожу по Англии, ищу на прожиток и попал в беду. Поесть дай, земляк.
– Садись, друг, я огонь разведу. Как тебя звать по отчеству?
– А зови меня Яшей, меня так все свои звали. Работал я у моря на шахте. Глубина той шахты будет полверсты… ну, двести сажен.
– На той шахте я бывал, – ответил Сабакин. – Действительно, сильно глубока шахта – скажем, сажен девяносто.
– Ну вот, видишь, что не вру! Рядом с шахтой завод Каронский, Вилькинсона, – точат там пушки, цилиндры для машин, молотом гвозди выбивают…
– Заработки хорошие?
– Я кузнец первой руки и могу выковать тысячу гвоздей в день, а тут при машине мальчишка какой-нибудь непонимающий бьет три тысячи! И, конечно, Вилькинсону при машине выгоднее ставить не меня, кузнеца, а мальчишку за треть платы.
– Значит, заработки плохие, – сказал Сабакин.
– Но я же не только гвозди бил – я и пушки точил, хотя станки у них плоховаты.
– На Каронских заводах работать интересно, я их смотрел. Там и поучиться есть чему.
– Это меня учить? – сказал Яков. – Я же туляк, у нас какие станки! Батищевские! Ты это понимаешь? Но я бы у Вилькинсона работал, да тут произошло войне прекращение, и начали заводы закрывать, и говорят всем рабочим: «Идите куда хотите, только подальше, потому что нам вас кормить без работы невыгодно».