Девочку, вместе с которой я вступил во взрослую жизнь, радость мою, счастье мое, сразу потянуло ко всяким предсказателям, хиромантам, гадалкам с их магическими кристаллами — она искала ответы, пыталась понять, что ей делать со своей жизнью. Она уволилась, сняла деньги со своего пенсионного счета и впредь не принимала ни одного решения, не сверившись с «И-Цзин». Она стала странно одеваться — во что-то вечно мятое, в красно-оранжевой гамме. А еще она сдружилась с такими людьми, которые от нечего делать пытались — я не шучу — левитировать.
Мы с Молли росли вместе, она была частью меня, а я, несомненно, частью ее. Мы любили друг друга. Это и было нашей судьбой. Я тогда и сам в это верил. А теперь во что мне верить, даже не знаю. Я не жалуюсь, просто констатирую. Я, что называется, опустился. И буду продолжать в таком же духе. Нет никакой судьбы. Есть просто тупая последовательность, бессмысленное блуждание, которое означает все, что захочешь. Против воли и против правил, как у всех.
Аманда? Хотел бы я в нее, родимую, поверить. Но ведь когда мы познакомились, она как раз себе кого-нибудь искала. Вот так всегда с людьми, которые никак не могут угомониться: они затевают что-то новое, хотя прекрасно отдают себе отчет в том, что это навсегда изменит их жизнь.
Хочется выйти во двор, встать перед домом и заорать: «Зря стараетесь — оно того не стоит!» И пусть все это услышат.
«Судьба», — говорила Молли. Впрочем, я думаю, она до сих пор об этом говорит.
Свет в доме напротив погас, остался только свет на кухне. Позвонить, что ли, Аманде? Вот позвоню и посмотрим, как далеко я могу зайти! А вдруг Вики услышит, как я набираю номер или разговариваю по телефону, и спустится вниз? А вдруг она поднимет трубку наверху и подслушает? К тому же нельзя забывать, что трубку может взять Бет. Что-то нет у меня настроения с ребятней сегодня утром разговаривать. Вообще нет настроения ни с кем разговаривать. Вот с Молли я бы поговорил, если бы мог, но теперь это невозможно — теперь Молли совсем другая. Это больше не Молли. Да и я, что тут скажешь, тоже стал совсем другим.
Как бы я хотел быть таким же, как все мои соседи — обычным, нормальным, заурядным человеком, — пошел бы в спальню, лег и уснул. Завтра будет трудный день, и надо быть к нему готовым. Как бы я хотел заснуть, а проснувшись, обнаружить, что все в моей жизни изменилось. Ну, конечно, не только все эти серьезные сложности в отношениях с Амандой или прошлая жизнь с Молли. А то, что зависит лишь от меня самого.
Взять, к примеру, ситуацию с матерью: когда-то я посылал ей деньги каждый месяц. А потом стал посылать месячную сумму два раза в год. Эти деньги я посылал ей на день рожденья, а потом посылал еще — на Рождество. Я рассуждал так: о дне рожденья я точно не забуду — насчет этого нечего и дергаться, и насчет подарка на Рождество тоже можно не дергаться. Долгое время этот расклад действовал, как отлаженный механизм, — и никаких сбоев.