— Господи! Давно это началось?
— Не знаю. С месяц назад. Или с год.
— Как же его привести в порядок? — спросил себя Эдди. — Здесь требуется «мозговой штурм». Надо поразмыслить. Дай мне подумать.
Мы целых двадцать минут оставались в топком молчании. Эдди ворочал мозгами. Мне становилось нехорошо от того, как он дышал через ноздри, забитые чем-то скрытым от моих глаз. Еще через десять минут он сказал:
— Помозгую над этим дома, — и ушел. Но о результатах своих раздумий не сообщил. Если у него и рождаются блестящие идеи, то, видимо, на это требуется достаточно много времени.
Через неделю снова раздался стук в дверь. Я пошел на кухню, приготовил несколько тостов и начал дрожать. Не понимаю, каким образом я почувствовал, что Вселенная отрыгнула для меня нечто особенное. Знал — и все. Стук в дверь продолжался. Я не хотел перегружать свое воображение и против воли открыл. На пороге стояла женщина с обвислым лицом и большими коричневыми зубами; к лицу было приклеено выражение сострадания. Ее сопровождал полицейский. Я сразу догадался, что сострадание было адресовано отнюдь не полицейскому.
— Ты Каспер Дин? — спросила женщина.
— В чем дело?
— Можно войти?
— Нет.
— Мне прискорбно это говорить, но твой отец в больнице.
— С ним все в порядке? Что случилось?
— Заболел. И пробудет там некоторое время. Надо, чтобы ты поехал с нами.
— О чем вы толкуете? Что с ним?
— Объясним в машине.
— Я вас не знаю, не представляю, что вам от меня надо, так что валите отсюда.
— Пошли, сынок, — проговорил полицейский, явно не собираясь следовать моему совету.
— Куда?
— В дом, где ты можешь побыть пару дней.
— Мой дом здесь.
— Мы не имеем права оставить тебя одного. Во всяком случае, пока тебе не исполнится шестнадцать.
— Ради Бога — я всю жизнь заботился о себе сам.
— Пошевеливайся, Каспер! — рявкнул полицейский.
Я не сказал ему, что меня зовут Джаспер. Что Каспер — вымышленное отцом имя, а сам Каспер уничтожен много лет назад. Решил подыграть, пока не выясню, как обстоят дела. Известно было одно: мне не исполнилось шестнадцати лет, поэтому я не обладал никакими правами. Люди много рассуждают о правах детей, но это вовсе не те права, которые требуются детям, когда в них возникает необходимость.
Я сел с ними в полицейский автомобиль.
По дороге мне объяснили, что отец въехал на своей машине в витрину «Котла удовольствий». Его действие можно было бы принять за несчастный случай, если бы на этом все кончилось, но он повернул руль в положение крутого виража и погнал автомобиль вокруг танцплощадки, подминая под себя столы и стулья, разнес все на своем пути и уничтожил бар. Полицейским пришлось силой вытаскивать его из салона. Никто не сомневался, что он свихнулся. И теперь он находился в доме для умалишенных. Я не удивился. Отрицание цивилизации не остается без последствий, если человек продолжает в ней существовать. Одно дело взирать на нее с вершины горы, но отец бултыхался в самой середине, и его яростные противоречия бодались друг с другом до бесчувствия.