— У меня есть парочка и похуже.
Мы оба слышали гудение, оглядывались, но не могли понять, откуда шел звук. Отец снял рубашку, набрал полную пригоршню топленого жира с подбородка и начал втирать себе в грудь и живот.
— Тебе надо?
— Нет, спасибо.
Думая об умершей во время родов женщине, я почувствовал дурноту. Интересно, жив ли ее ребенок и не настанет ли такой день, когда он почувствует жалость, что не унаследовал жир с материнского лица?
— А Эдди оказался малым совсем не того сорта, как мы считали, — заметил отец, размазывая снадобье по подмышкам.
Меня подмывало пересказать ему монолог тайца и упомянуть о его угрозах, но я не хотел добавлять стресса и без того измученному потрясениями отцовскому телу.
— Все-таки хорошо, что рядом с тобой находился настоящий друг, даже если это было неправдой.
— Знаю.
— Эдди первым сообщил мне что-то ценное об Астрид.
— Вот как?
— Навел меня на твой парижский дневник.
— Ты его читал?
— От корки до корки.
— Тошно не стало?
— Ужасно.
— Расплата за то, что суешь нос куда не положено. — Сказав это, отец снял сандалии и принялся втирать подбородок между пальцев ног. Послышались похожие на чмоканье звуки.
— В дневнике ты пишешь, что я — твоя преждевременная инкарнация.
Отец наклонил голову и на мгновение закрыл глаза. Затем посмотрел на меня так, словно только что проделал фокус, во время которого я должен был исчезнуть, и теперь досадовал, что трюк не удался.
— Что дальше?
— Ты до сих пор в это веришь?
— Считаю, что это вполне возможно, при том, что не верю в реинкарнацию.
— В этом нет смысла.
— Ни малейшего.
Я почувствовал, как во мне поднимается прежняя злость. Ну что за несносный человек! Я вышел из спальни и хлопнул дверью. Но снова ее открыл.
— Это не средство от насекомых.
— Знаю. Неужели ты полагаешь, что я не способен распознать топленый жир с подбородка?
Я застыл, ничего не соображая.
— Успокойся, малолетний тупица. Я всего лишь подслушал, — признался отец.
— Что с тобой происходит? Зачем ты намазался этой дрянью?
— Я умираю, Джаспер. Неужели не ясно? Какая мне разница, чем натираться? Жиром ли с подбородка, жиром из живота или козлиными фекалиями? Когда умираешь, даже отвращение теряет смысл.
Отец торопился в могилу — это было очевидно. С каждым днем слабел. И умом тоже. Не мог отделаться от страха, что Кэролайн хочет вернуться к Терри и что мы за его спиной обсуждаем такую возможность. Нервничал, считая, что мы только о нем и говорим. И его страх вскоре стал жареной темой наших бесед. Собравшись, мы обсуждали, как он вдохнул жизнь в свои мании и выпустил их на свободу.