А я даже не поблагодарил Лену как следует… Ничего, успею ещё. В следующий раз надо будет купить ей цветы. Кстати, забегая вперёд, этот новый Я вполне мог позволить себе что-то столь же новое, ещё неизведанное. Например, лёгкий флирт с девушкой друга. Или курсы вождения. В конце концов, Ломоносов, уехавший с обозом учиться в Москву, тоже оказался старше всех в классе — и что?..
Так я размышлял и осваивался сам в себе, блаженствуя, покуда из соседней комнаты до меня вдруг не донёсся слабый, приглушённый, но всё же явственно слышимый вскрик.
«Чертовка, я же её просил!» — промелькнуло у меня в голове. Странно, что я так рассердился — теперь, когда уже по опыту знал, что эта боль стоит того, чтобы её терпеть. Не знаю, почему, но мне казалось, что мой друг куда восприимчивее к боли, чем я, да и кто бы то ни было иной. Чего доброго, такое испытание может и отторгнуть его от Елены. А я, как и прежде, болел душой за хрупкое счастье моих друзей, таких одиноких…
Я отложил журнал и приподнялся на диване, чутко вслушиваясь — что там, за стеной, происходит?.. Но крик больше не повторялся — и я вдруг усомнился в том, что слышал именно то, что слышал. То есть вроде бы мой друг действительно кричал, но… Я стал анализировать. Крик был такой… немного двусмысленный… Вполне возможно, то была вовсе не боль, а наслаждение. В таком случае… это многое меняло…
«Вот тебе и Леночка… а такой приличной женщиной казалась…» — полезли в голову мрачные мысли. Непонятно, почему я так расстроился. В конце концов, я ведь именно этого и хотел. Главным героем был тут Порочестер, а вовсе не я, и эти двое имели полное право заниматься чем угодно, — мне бы только порадоваться за них. Но почему-то я обнаружил вдруг, что во мне просыпается ревность и какое-то… как бы это сказать… обывательское возмущение. В самом деле, ну что это… не могли, что ли, подождать, пока я уеду…
Усилием воли я заставил себя заткнуть фонтан воображения, ведь, в конце концов, это были всего лишь мои домыслы, а на самом деле, наверное, чувствительный Порочестер попросту не сдержался, когда Лена случайно задела какое-нибудь его слабое (в смысле здоровья!) место. Для своего спокойствия именно так я и решил пока думать. И всё же сосредоточиться на разглядывании глянцевых автомобилей больше не мог, — а только помимо своего желания вслушивался и вслушивался в обступающее меня звуковое поле. Ровно тикали старые ходики в углу, где-то, сотрясая землю на много ярдов вокруг, проносилась электричка, изредка моё ухо улавливало ненавистные созвучия выморочного «релакса», — но ревниво и яростно ожидаемый мною крик так и не повторился. Я уж и не знал, радоваться этому или огорчаться.