Я сунул за ухо сигариллу и, когда, наконец, вырвался от Порочестера, с наслаждением закурил у подъезда, сопоставляя разрозненные половинки информации в одно целое.
От Лены я знал, что вчера, в воскресенье, выйдя за ворота — только-только натаскала воды и хотела закрыть калитку, — она вдруг увидела, что к ней по дорожке идёт нежданный-негаданный гость. Вид у него был самый что ни на есть романтический и солидный. Никакой фривольной розовости и младенческих трендов — только строгая классика: белый плащ поверх чёрного костюма, лаковые туфли и дорогие швейцарские часы на запястье (эх я дурак! зачем два дня назад подстрочил ему брюки и рукава?). Седеющие длинноватые патлы были аккуратно зачёсаны назад и забраны в аккуратный хвост. В правой руке — целлофановый пакет, из которого торчали аккуратные головки алых роз.
Не в пример недавнему, денёк выдался сухой, и он шёл по тропинке именно так, как соответствовало его настроению и намерениям: чинно, горделиво, неспешно.
— Ах, какие цветы! — только и смогла произнести Лена, мысленно похвалив себя за то, что воды в доме было теперь в достатке.
Вообще-то Лена никого не ждала — это был её единственный выходной — но что делать, не выгонять же гостя. Пришлось мчаться обратно в дом, скоренько причёсываться и по-быстрому накрывать на стол. Солидный вид Порочестера угнетал её. Впрочем, ей удалось хорошо прогреть в доме, и уже минуту спустя гость придал себе более свойский вид, оставив пиджак на спинке стула. Хорошо ещё, что он был без галстука — ворот его белой рубашки несколько женственного фасона открывал трогательную яремную впадинку. Лена с опаской косилась на неё, смекая, получится ли у неё от души, так сказать, задарма, ласкать этого мужчину, который в голом виде представлял собой что-то вроде большой белой личинки.
— Не замёрзли? — спросила она, чтобы хоть что-то спросить, на что Порочестер, вытащив из пакета бутылку Каберне, гордо ответил:
— Сейчас согреемся.
(Этот момент я слышал и от Порочестера. Он рассказывал, что после своих слов пришёл в ужас — ему вдруг стало ясно, что сухим вином не грёются, оно для этого слишком тонкий и благородный напиток, равно как и Лена — утончённая женщина. Несколько секунд он напряжённо размышлял, что именно сморозил — глупость или бестактность?.. Но Лена сделала вид, что ничего не заметила, и он решил не идти дальше — то есть не пытаться превратить свой промах в отличный повод для всплеска искромётного остроумия, как, по его мнению, обязательно сделал бы я.)
Оба с ужасом понимали, что говорить им совершенно не о чем.