– Там можно умыться, только вода холодная. Если подождешь, я согрею…
Лена умывалась холодной водой даже зимой, не для сохранения молодости кожи и даже не для закаливания, а просто потому, что это был единственный способ проснуться утром, поэтому она ждать не стала. А за дверцей обнаружился не только тазик и кувшин с водой, но и сооружение, вонявшее несмотря на плотно прикрывавшую его доску. Ну один в один туалет типа сортир у нее на даче… А сочетание специфического запашка с убийственно-сладким запахом розового (по цвету и содержимому) мыла давало потрясающий эффект. Маркус вместе с едой притащил, что ли? Было как-то сомнительно, чтоб обитатель этой хижины пользовался таким мылом. Если здесь и жил кто, то мужчина, а мыло было даже не женское – бабское. Эх, где ж привычное мыло «дав», почти лишенное запаха, мягонькое такое, приятное… впрочем, и это ничего. Мылится хорошо, но очень уж… ароматное.
Маркус торжественно предоставил ей единственную кровать в комнате. Ложе было ну совершенно не королевское и вовсе без постельного белья, так что раздеваться Лена не рискнула. Она осторожно легла, Маркус заботливо укрыл ее одеялом, пожелал выспаться, ну только что в лобик не поцеловал. Господи, во что превратится утром платье? Это не полиамид немнущийся, это вроде как шерсть, и мало того что совершенно жеваное будет, так еще и налипнет на него черт знает что и черт знает сколько, не отчистишь. Придется не шевелиться и спать по стойке смирно, и за остаток ночи все затечет так, что Маркусу с шутом придется поднимать ее вдвоем. Ладно если еще удастся заснуть, подумала Лена, проваливаясь в бездну мертвого сна.
Разбудил ее запах. Лена скосила глаза, потому что шевелиться не хотелось. Маркус колдовал над кувшином, что-то подливал, подмешивал и даже, кажется, подсыпал. Шут со страдальческим выражением лица наблюдал за ним. Маркус подумал, понюхал, добавил щепотку чего-то подозрительно зеленого и заткнул горлышко кувшина здоровенной пробкой. Шут обреченно вздохнул.
– Ладно тебе, потерпи уж, – тихонько сказал Маркус, – не хочешь же ты, чтоб это все увидела Делиена.
– Не хочу. Она не привыкла. А почему ты зовешь ее Делиена?
– Не знал? Это имя Странниц.
– Но она называет себя просто Лена.
– Мне она сказала, что ее зовут Елена. Ведь наверняка означает – светлая. Ну давай, садись.
Шут сел на табуретку, и Маркус начал сматывать с него бинты. Лицо шута превентивно кривилось – не от боли, от ее предчувствия. У Лены защипало внутри, когда Маркус убрал все бинты, однако она успела удивиться тому, что они, пропитавшись кровью, не присохли к рубцам. Грудь, живот, бока были буквально исполосованы… но такое впечатление, что не вчера, а несколько дней назад. Несерьезная магия.