– Как они поняли, – прошептала она, – что пройдем через лес Ночи?..
– Не это важно, – пробормотал я. – А вот то, что этот Табард догадался побыстрее обогнуть его и ждать здесь… гм, в самом деле не последний дурак…
Руки мои уже достали лук, я наложил первую стрелу и выпустил со звонким щелчком по рукавичке. Пока она шла в цель, я успел выпустить еще три, и все ударили в щели между доспехами.
Еще две заставили всадников пошатнуться, после чего я бросил лук на землю, выхватил меч и едва успел отбить удар первого из тех, кого не достали мои стрелы.
Мимо промчались еще трое, я закрывался щитом и бил в ответ, а когда развернул коня и приготовился встретить повторную атаку, их осталось уже двое.
За это время те, кого ранили мои стрелы, бросились к Ротильде, но там Бобик оскалил зубы и так рявкнул, что кони от громового рыка в ужасе встали на дыбы и сбросили всадников, а потом ринулись, дрожа всем телом, прочь.
Я пронесся кругами, покрикивая, что, если кто поднимется с земли, пусть не жалуется, я уже зол, и все остались лежать, кто распростертый, кто оглушенный, а кто с рычанием старается выдернуть глубоко засевшую стрелу.
На коне только один – рыцарь с перьями на шлеме, я налетел со всей яростью, опрокинул с лошадью вместе, однако он извернулся и не попал под ее грузное тело, откатился, быстро вскочил и с мечом в руке люто уставился на меня в прорезь шлема.
Я соскочил на землю.
– Хочешь на равных?
Издали донесся крик Ротильды:
– Это же Табард!.. Дерись с коня!
Я сказал этому благожелательно:
– Не обращайте внимания, сэр. Женщина, что она понимает… Может быть, предпочтете сдаться?
Он зарычал как дикий вепрь и ринулся на меня, укрывшись щитом и приготовив меч для удара. Я не стал отступать или парировать, пошел на опережение, сильным ударом выбил меч из руки и тут же ударом в забрало поверг на землю, да так поверг, что он перекувырнулся трижды.
Я пошел следом, пару раз влупил ногами под ребра, проверяя прочность доспехов, затем встал коленом ему на грудь и, выдернув нож, приложил холодное лезвие к горлу.
– Сдавайтесь или умрите!
Он прохрипел, кривя разбитый в кровь рот:
– Граф Табард никогда не сдастся неизвестному…
Я хотел было нажать на рукоять ножа, лезвие легко погрузится в горло и заодно разрежет сонную артерию, но взгляд графа прям, держится с достоинством, на лице нет страха, и мое мохнатое сердце политика дрогнуло.
– Черт с вами, – сказал я.
Ротильда наблюдала издали, она только видела, что я наклонился к уху поверженного, что-то шепнул.
Граф подо мной вздрогнул, посмотрел на меня дикими глазами, потом весь обмяк. С его губ сорвалось едва слышное: