– Вятич, давай посидим немного…
– Устала носиться по лесу? Все сугробы перебрала. Говоришь, говоришь… кивает, кивает, а потом делает все наоборот. Сказал же, что они все сами к тебе выползут на дорогу, чего было гоняться по лесу?
– Ты хочешь сказать, что их можно было бить, стоя на дороге?
– Конечно, Никл-то тебе на что, он бы пригнал.
Я вздохнула.
– Зато согрелась.
От меня действительно валил пар, заметив это, Вятич потащил меня дальше:
– Держись за меня и пойдем, не то замерзнешь в снегу. Иди, иди, нельзя останавливаться, Настя.
От деревни нам навстречу уже бежали мужики:
– Ну… как?!
– Завтра пойдете хоронить своих.
– В лес?
– Там больше нет нежити, чужую мы перебили, а души своих успокоились. Надо всех захоронить и помянуть.
Тут кто-то углядел, что я никакая.
– Что с Девой?
– За вас билась с нечистью.
– Ранена?!
– Нет, обессилела.
– Щас, мы щас…
Через мгновение двое здоровенных мужиков уже несли меня к деревне бегом.
Потом была баня и долгие посиделки. Вернее, они были долгими не для меня. Я едва сумела после бани доползти до лавки и провалилась в сон.
Наверное, во сне я все-таки стонала, потому что сквозь дрему слышала успокаивающий голос Вятича:
– Тихо, тихо… все хорошо…
А вообще сон был хороший, потому что моя голова лежала на плече у Вятича, а он ласково гладил мои волосы и легонько касался рубца на щеке. Кажется, он вообще прижимал меня к себе. И, кажется, гладил не только волосы, но и плечи, спину и… то, что пониже спины! Он так вкусно пах – силой и надежностью, что я сама прижалась и даже обняла его. Кажется, дыхание Вятича стало прерывистым, а рука опустилась на мои ягодицы… Рука была крепкой и ласковой одновременно. И мне вовсе не хотелось сопротивляться этой силе или чтобы рука убралась, напротив…
Когда я проснулась, солнце стояло уже высоко, правда, об этом можно было догадаться только по яркому лучу, пробившемуся сквозь закрытое бычьим пузырем окно.
В избе никого, я одна. Осторожно потянувшись за лежавшей на соседней лавке рубахой и портами, я пыталась решить вопрос, как одеваться, встать или лучше сделать это прямо под медвежьей полостью, которой была укрыта.
На столе стояла крынка молока, под чистой тряпицей, видно, хлеб и еще что-то. Для меня? Вот соня, остальные уже ушли… Высунутая из-под шкуры нога сигнализировала остальному организму, что в доме по-утреннему холодно, печь уже остыла, а заново ее топить пока рано. Видно, хлеб в тот день печь не собирались, жаль, я бы свеженького хлебушка да с молочком…
Я вскочила, стараясь поскорее натянуть на себя одежку, и чтобы не замерзнуть, и чтобы не засекли в полуголом виде. Уже одевшись, я вдруг вспомнила ночные объятия и осторожно покосилась на постель. Мне снилось, что прижималась к Вятичу, или это действительно было? Ну ни фига себе! Ведь не пила вчера ничего. Надо же до чего битвы с нечистью доводят, не могу понять, то ли приснилось, то ли действительно спала с мужиком. Вернее, спала-то в буквальном смысле, потому как ничего большего не было.