И — тут всё у меня внутри сжалось и превратилось в ежа: Лёлька!
Они тащили её прочь, вниз, к орешнику: пятеро или шестеро мальчишек покрупней остальных. Она пыталась отбиваться, но силы были неравны. Один из гадёнышей то и дело лупил её, брыкающуюся, кулаком по лицу. Я не слышал, как она кричала, но представлял, до чего больно ей сейчас — во всех смыслах больно…
Всё! Я вижу её в последний раз… Сволочи!
Я исхитрился и укусил зажимавшую губы ручонку. Сверху отчаянно взвизгнуло.
— Тим! — заорал я. — Лё! — и меня снова заткнули.
Я напрягся, пытаясь сбросить кучу-малу, но куча всё тяжелела, дышать было уже совершенно нечем.
— Неат-пус-ка-а-а-а-ать! — надсадно вопил Егор, продолжая долбать пыром.
Правый глаз был залит кровью, но левым я ещё различал происходящее, и, задрав его, в последний, может быть, раз, увидел, что никакой это и не Егорка вовсе, а мой Андреич — мой Ванька…
И сразу же успокоился, поняв, за что меня убивают.
— У-у-ух! — выдохнул он напоследок и прицельно саданул в переносицу. И я провалился в полную тьму.
Прости меня, сынок.
И ты, Лёлька — прости…
Сколько прошло — миг, век? — я очнулся.
В чувство привело ощущение едва заметного, очень напомнившего робкий поцелуй прикосновения к перебитой носопырке. Я поднял веки, и ресницы царапнулись обо что-то невесомое. Протянул руку — лист. Обычный жёлтый листок. Первый в этом году.
Стояло серое тихое утро. Костёр давно простыл — похоже, я и вправду отрубился во время дежурства. Всё остальное было ночным кошмаром. Отходом жизнедеятельности переутомлённой совести.
Вот тебе, дядюшка, и Солярис…
Я выполз наружу и закурил. Продолжать жить было хорошо. Ой как хорошо. Но легче на душе от этого почему-то не становилось. И я присмолил от бычка вторую.
Через минуту за спиной послышалось пыхтение, и появился Тим. Сбегал за сосну, пожурчал, вернулся:
— Оставишь?
Я протянул ему пяточку на пару затяжек.
Он уселся рядом:
— Ну и какие планы на сегодня?
— Уходить будем, — ответил я.
— Да уж, — согласился он, — наверно, пора…
Будить Лёльку мы не стали и долго ещё сидели молча, разглядывая затянутое тучами небо над лесом по ту сторону оврага.
А потом зарядил дождь, какой принято называть мелким, но противным. И через час наш шалаш протекал что ваше решето.
Хмурая спросонок и ввиду метеоусловий Лёлька выдала нам по куску заветренной оленины, и мы сидели втроём, накинув на плечи тяжелеющие с каждой минутой и больше холодящие, чем согревающие, одеяла — как какие Ёжик из тумана с Медвежонком, жевали похожее на резину мясо и ждали, пока сверху хоть немножечко прояснится.