Не забудь, что Костлявая время от времени может обращаться в кровососущую летучую мышь. Держи члены мои, бьющиеся в агонии, закрой окно комнаты моей, иначе разобьются стекла. Жители деревни не должны брать список пришедших на похороны голыми руками, а только надев рукавицы. Затем, прочтя его, пусть выбросят его в огонь. Вынеси на свежий воздух простыню, на которой я спал живым, но на которой мертвым мне лежать не пристало, и посмотри, не выстроится ли стая сычей, пролетающая над простыней крестом. Лишь после этого можешь бросить простыню в деревенский колодец, а чтобы смыть тошнотворный трупный запах, выстирай ее куском скипидарного мыла, на котором изображена голова оленя. Чтобы избавиться от трупного запаха, в течение часа обойди весь дом с освященной пальмовой ветвью в руках, однако прежде всего зайди в комнату, где я умер, а также в комнату, где было выставлено для прощания мое тело. О ты, нечистой слюной оплеванный Иисус, помилуй нас! О ты, тростниковой палкой побиваемый Иисус, помилуй нас! О ты, невинно к смерти приговоренный Иисус, помилуй нас! О ты, преднамеренно выданный евреями Иисус, помилуй нас! Если же тебе когда-нибудь придется предстать перед судом в качестве обвиняемого, обвяжись платком, которым обмывали мое тело. Это собьет с толку судью, и он снимет с тебя обвинение. С пола столярной мастерской собери опилки от гроба моего, или, как мы их называли, ангельские локоны, положи их во гроб к ногам моим. Не ходи в магазин ритуальных услуг, а закажи гроб столяру. На Страстную пятницу на кладбище разведи из опилок моего гроба костер. И пусть придут с каждого двора и возьмут из того костра по горящей головешке, чтобы дома разжечь плиту. Скажи Петеру Оберманну, который будет делать мой гроб, чтобы он, если это возможно, не делал бы одновременно с ним пчелиные ульи. Ты, конечно, знаешь, что пчелиные соты похожи на маленькие гробы. Трудолюбивые пчелы прилетят к моим бренным останкам и будут роиться прямо над моей могилой. Но они не должны лакомиться нектаром с белых и красных цветов, растущих на моем могильном холме, ведь я сам должен зацепиться головой за их корни, жевать их и питаться ими. О ты, тяжкое бремя креста несший Иисус, помилуй нас! О ты, у страдающей матери покой отнявший Иисус, помилуй нас! О ты, как агнец на заклание отданный Иисус, помилуй нас! О ты, Иисус, с которого на горе Кальварийской сорвали одежды, помилуй нас! Ту подушку, которую положишь мне в гроб, за несколько дней до моей смерти набей влажной от росы землей с того места, где зарыт Гнедой. Было бы прекрасно, если бы моя голова лежала на этой подушке, из которой пробивалось бы множество пучков травы. Конечно, мне хотелось бы, чтобы подушка, которую положат мне в гроб, была наполнена землей из Иерусалима, но я не смею тебя просить в те немногие дни, что остались до моего ухода, сесть в самолет и с траурными лентами на руках и ногах и джутовым мешком отправиться в Святую Землю. Не забудь, что священник и служки в черных одеждах должны окропить святой водой и окурить ладаном мой гроб, чтобы, когда в него положат мое тело, он был чистым, как Дева Мария. Пусть пара капель ладана упадет в мой гроб и пусть при этом читают «Богородица Дево, радуйся, Господь с тобой, благословенна ты между женами, благословен и плоть чрева твоего Иисус». Чтобы избежать быстрого разложения и чтобы голодные кроты и крысы не обглодали мой нос ине сожрали мои веки, на лицо мне положи платок, смоченный в воде, которой обмывали мое тело. Представь себе меня, лежащего с открытыми глазами и уставившегося в потолок зала деревенской общины во время церемонии прощания, а затем на скользящую туда-сюда крышку гроба, что украшена гниющими раздвоенными ангельскими языками. Снова и снова, целую вечность кряду громко перечисляются все мои грехи, о которых я при жизни не смог прошептать исповеднику, так как был отделен от него жестяным листом с отверстиями в виде крестов.