— Этим уже занимаются.
— Виктор?
— А кто же, как ни Служба внутренней безопасности? Пока ты спал, после совещания, мы с Виктором проверили все накладные, подготовленные для этого конвоя.
— Вот почему ты вырубился в вертолёте, — усмехнулся я.
— Да, поспать той ночью не получилось. Выяснилось, что кто-то изменил дату отправки и убрал особые отметки о степени секретности. На самом деле, его должны были отправить позже.
— Куда должны были отправить?
— На небольшой остров, расположенный неподалёку от форта Линкольн. По планам там будет новый исследовательский центр Ордена.
— Предательство…
— Да, конечно, — кивнул Джек, — без этого не обошлось.
— Твой друг, — начал было я, но замолчал. Зачем говорить вслух то, что и так очевидно.
— Не хочется в это верить, но…
— Понимаю, — согласился я, — трудно поверить, что твой лучший друг стал крысой. Но он был не один. Слишком уж сложно. Надо иметь доступ к базе логистики, надо иметь своих людей среди техников на аэродроме.
— Ты полагаешь, что…
— Именно так. Авария вертолёта, со штурмовой группой, не простая случайность. Скажи, Джек, чем это грозит для Нового мира?
— Хаосом, — просто ответил Чамберс, — простым, чёрт меня возьми, хаосом. Орден тоже не святой, но, по крайней мере, не мешает людям жить. Я не хочу, чтобы мир, в который мы попали, стал похож на прежний — с бесконечными войнами, предательством и грязью. Не хочу, чтобы людей опять превратили в баранов, понимаешь? Пойми, что если не мы, то эту установку потом уже не найти! Это единственный шанс.
— Руководство Ордена уже знает о случившемся?
— Пока что нет, но если мы не вернём груз, то Виктор доложит в центр.
— И полетят головы.
— Ещё как полетят, — кивнул Джек.
— Спасители человечества, дьявол нас раздери, — я отбросил окурок и полез в карман за новой сигаретой.
— Что ты на это скажешь? Виктор сказал, что согласен платить вдвойне.
— Как это мило, с его стороны, — усмехнулся я, — получить шесть тысяч экю, за спасение целого мира. Тебя, как я уже понял, деньги не особенно интересуют…
— Я хочу увидеть этого человека.
— Зачем? Чтобы влепить пулю ему в лоб?
— Чтобы задать один вопрос. Что скажешь, Поль?
— Жарко сегодня…
— Поль!
— Что я могу сказать, — пожал плечами я, — кроме того, что крыс надо наказывать? Идём к полковнику…
20
5 год по летоисчислению Нового мира
Горная гряда к северу от Западного форпоста
Нет ничего хуже, этой изматывающей духоты, которая наваливается на тебя в долине предгорья. Словно выжимают как половую тряпку, выдавливая последние капли пота. От раскалённых за день скал так и пышет жаром, а на камуфляже, белыми разводами, выступает соль. Никогда не любил горы, — ещё слишком свежи в памяти воспоминания «прошлой жизни». Нас тогда зажали на краю пропасти, глубиной до «конца географии» и шансов вырваться почти не оставалось. Почти — потому, что патронов оставалось на полчаса хорошего боя, а связь умерла вместе с радистом и рацией, искорёженной осколками. Он лежал неподалёку, привалившись ничком к скале обрызганной его кровью, стекающей по граниту. Карим Шайя, мой старый армейский друг, укрылся за соседним валуном и отчаянно матерился, перемешивая русские, арабские и французские ругательства. Когда в пулемёте закончились патроны, он отшвырнул его в сторону и схватил скользкий от крови автомат убитого радиста. В коротких паузах между разрывами, были слышны гортанные крики врагов и захлёбывающийся лай пулемётных очередей. Мы отвечали редкими выстрелами, — берегли патроны. Шансов выжить не было. Тогда Карим и предложил пойти на прорыв. Самоубийственный, но единственно верный выход, чтобы избежать гибели всей группы. А над головой возвышались горы. Холодные, величавые и безразличные. Скальные изломы, словно морщины на лице Вечности. Она заглядывает в твою душу, будто хочет увидеть там страх перед Небытием, в которое суждено шагнуть. Но эти мысли придут позже. В тот момент в голове стучала лишь одна — выжить! А жить нам оставалось не больше пятнадцати минут. Потом… Потом мы пошли на прорыв, и меня, уже тяжело раненого, вынес Карим Шайя.