На
мгновение она
прикрыла глаза.
Но голод… Никогда
раньше она не
испытывала
такого соблазна
выпить из другого
существа, и
так как иной
альтернативы
не предвиделось,
то и Лаклейн
начинал казаться
подходящим
вариантом.
Эмма знала
наверняка, где
именно прокусила
бы эту шею, как
вонзила бы
когти в его
спину, притянув
ближе, чтобы
получить желанную
дозу «своего
наркотика».
— Ты
хорошо ведешь
машину.
Испугавшись,
она закашлялась.
Интересно,
заметил ли он,
как она разглядывала
его и одновременно
потирала языком
клык? Затем
вспомнив его
слова, Эмма
нахмурилась.
— Хмм,
и как же ты можешь
судить об этом?
— Ты
кажешься достаточно
уверенной,
чтобы отвести
глаза от дороги.
Прокололась.
— К твоему
сведению, я не
особенно хороший
водитель, —
друзья Эммы
часто жаловались
на ее нерешительность
и манеру пропускать
всех вперед
до тех пор, пока
она сама не
оказывалась
в конце пробки.
— Если
ты не особенно
хороший водитель,
то, что же ты
делаешь хорошо?
Она
долго смотрела
на дорогу, обдумывая
ответ. Делать
что-то хорошо
— весьма относительное
понятие, верно?
Она любила
петь, но ее голос
не мог сравниться
с пением сирен.
Умела играть
на пианино, но
ее учителями
были двенадцатипалые
демоны. Эмма
честно призналась:
— Я
солгала, если
бы сказала,
что делаю что-то
особенно хорошо.
— А лгать
ты не можешь.
— Да,
не могу, — она
ненавидела
эту свою особенность.
Почему вампиры
не могли лгать,
не испытывая
при этом боли?
Как люди. Которые
всего лишь
краснели и
чувствовали
себя неловко.
Лаклейн
еще несколько
раз открыл и
закрыл люк на
крыше, затем
вытащил несколько
листков бумаги
из кармана
куртки.
— Кто
такая Регина?
Люсия и Никс?
Эмма
кинула на него
беглый взгляд
и открыла от
удивления рот.
— Ты
забрал мои
личные письма
со стойки
регистрации?
— И твою
одежду, которую
подвергли
сухой чистке,
— ответил он
скучающим
тоном. — Что
для меня звучит
как оксюморон>xvi.
— Разумеется,
ты забрал, —
резко сказала
Эмма. — А почему
бы тебе и не
забрать? —
«Уединения?
Его не будет»,
насмешливо
произнес тогда
ликан. Он подслушивал
ее разговор
с Региной —
как будто имел
на это право!
— Кто
они такие? —
вновь настойчиво
спросил Лаклейн.
— Они все требуют,
чтобы ты им
позвонила.
Кроме Никс,
чье сообщение
— совершеннейшая
бессмыслица.
Никс
была ее теткой
с причудами,
самой старой
из валькирий
— или прото-валькирией,
как ей нравилось,
чтобы ее называли.
Выглядела она
как супермодель,
но при этом
видела будущее
куда яснее
настоящего.
Эмма могла
только гадать,
что Чокнутая
Никс ей передала.