цепочке, вдруг засмеялся:
- Наконец его бесцветная княгиня выползет из стиснутой горами
марабдинской норы.
Не успокаивалась Картли. Высказывалось много предположений, шумели
замки, крутили усы азнауры, шептались купцы, почему-то спешно готовили
подковы амкары. Но ничего из ряда вон выходящего не произошло. И князья с
удивлением наблюдали, как даже в значительные праздники никто из Марабды не
посещал Метехи. И когда через несколько лет после смерти своей робкой
запуганной матери, именуемой "бледной тенью", оба сына Шадимана сбежали в
Грецию, никто из князей их не осудил.
Напротив, узнав о захвате молодыми Барата множества ценностей Марабды,
князья почти вслух хвалили их за догадливость.
От души смеялись, когда насмешливый Вахтанг, придворный царя Георгия,
передал князю Липариту содержание не совсем изысканного прощального послания
сыновей к отцу. Заза и Ило клялись прахом зажаренного барана, что им надоела
зловещая Марабда, где они, как брошенные в башню для малоопасных
преступников, растрачивали свою юность на погоню за черепахами или на
оскопление пауков.
Лишь спустя много лет княжеские фамилии по достоинству оценили гибкую
политику, проводимую в их пользу государственным мужем Шадиманом Бараташвили,
стремившимся укрепить сильно расшатавшуюся власть княжеств, дабы обуздать ею
навек власть царя.
В Метехском замке все больше проникались уважением к князю Шадиману за
его мягкую речь, обширные знания и беспрестанно восхищались его красивым
персидским разговором, и никого не удивляли его частые посещения царского
книгохранилища. Страсть к изучению рукописей особенно развилась у Шадимана
года за два до выступления Георгия X на войну.
Редкостные рукописи на пожелтевшем пергаменте и лощеной бумаге, сказания
на грузинском, персидском, греческом и армянском языках хранились в нишах из
черного дерева с перламутровыми инкрустациями.
За позолоченными решетками выделялся кожаный переплет астрологического
трактата XII века, украшенный фантастическими изображениями двенадцати знаков
зодиака и фаз луны. Не раз Шадиман объяснял любознательному Луарсабу
содержание красных букв, и Луарсаб любовался красивым стрельцом, кентавром,
который натягивал лук и пускал стрелу в свой вздыбленный хвост, увенчанный
головой рогатого дракона. Дракон извергал пламя и вращал огромным красным
глазом.
Особенно охранялось Ванское евангелие - личный экземпляр царицы Тамар.
Над ровными рядами каллиграфических букв, выведенных золотыми чернилами,
изгибались, очаровывая зрение необычайными красками, тончайшие рисунки.
Серые чертенята в красных и зеленых колпачках карабкались на ярко-синее