Пошатываясь, он опустил в руку слуги, подведшего коня, монету и, подъехав к
воротам, бессвязно бормоча, хвастливо протянул руку с браслетом. Старший
телохранитель пошутил над обильным угощением царицы, тяжело лязгнули замки,
и блеснул мост...
Наутро к Баака прибежал полумертвый от испуга Сотран.
Херхеулидзе во все глаза смотрел на вошедшего вслед за ним Дато.
Пожелтевший, едва держась на ногах, Дато с бешенством рассказывал, как после
ужина, веселый, он направился к себе за хурджини. В коридоре приоткрылась
дверь, и нежно позвал женский голос. Разве мужчина отказывается от такого
приглашения? Но едва он переступил порог, как запутался в наброшенной на него
бурке. В честной драке Дато никто не побеждал. Дато задорно посмотрел на
Баака и кулаком ударил по дубовой скамье. Но пряный запах помутил рассудок,
руки онемели, и он, ржавая подкова, ничего не помня, всю ночь провалялся на
полу. Утром он окликнул проходившего случайно копьеносца, попросил облить
голосу холодной водой и тут с позором увидел себя раздетым и ограбленным.
Только послание к царю не взяли... Хорошо, в хурджини нашлась другая
одежда... Дато свирепо потряс кулаком: он не уедет отсюда, пока не свернет
шеи проклятому вору.
Баака хрустнул пальцами. Орбелиани бежал... И посоветовал Дато сейчас
же ехать по назначению и скрыть от всех, что его, молодого азнаура, как
мокрого петуха, ограбили в замке царя. Очевидно, кто-то позавидовал подарку,
но желающий попасть в метехскую охрану не хвастает таким происшествием.
Дато со вздохом согласился - правда, хвастать нечем, и был благодарен
Баака, приказавшему страже молчать о случившемся...
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Тбилиси пробуждался. Клубы серо-фиолетового тумана, согнанного увядающей
осенью, ползли по багровым деревьям Мтацминда. Падал дождь. Косые полосы
окутывали сонный город, перепрыгивали заборы, хлестали в каменные мосты.
Но вот лохмотьями расползлись облака. Порозовело. Стая диких гусей,
увлекаемая вожаками, беспокойно перекликаясь, пронеслась за Махатские холмы.
Тбилиси пробуждался. Забыты тревоги. Забыт страх - арбы разгружены, вернулись
первые беглецы, старухи перебирают в больших чашках рис для пилава...
Дрогнули ставни, запоздалые капельки усеяли подоконники. Отрывисто
скрипнули калитки. Щелкая кнутами, потянулись тулухчи, вода хлюпала в пузатых
мехах, перекинутых через спины мулов.
Майдан поспешно открыл свои лавки - и сразу гортанный гул навис над
площадью.
Засуетились пекари, запах выпеченных чуреков вырвался на улицу. Лавашник
с засученными рукавами развесил на веревках хрустящие лаваши, а остывшие