камень!.. Я слушаю тебя! О алла!" - "Яалла!" - трепеща от ужаса, воскликнули
ханы... Господин Пьетро поднес чашу с холодной водой к белым устам
Сефи-мирзы. Пока царевич молчал, прикрыв глаза, Пьетро зажег три высоких
свечи.
Я склонился ниц, - продолжал царевич. - В благоговейном безмолвии все
взирали на "льва Ирана", а он распростер руки, и ханы верили, что он слышит
голос аллаха. Вдруг лицо шаха посветлело. Рядом со мной облегченно вздохнул
Караджугай-хан: "Аллах подсказал "льву Ирана" радостную месть". Шах Аббас
взошел на мраморное возвышение:
"Где достойный сын достойного отца?" - Он грозно оглядел молящихся.
Али-хан шарахнулся к выходу. Вскоре в мечеть бесшумно вошел Паата. Я не
узнал голоса шах-ин-шаха, так вкрадчив был он и так зловещ:
"Паата, мой любимец, где отец твой, Георгий Саакадзе?"
"Великий шах Аббас, - мужественно ответил Паата, - ты сам послал его на
поле чести".
"Не тяготит ли тебя разлука с твоим воинственным отцом?"
"Любой путь на родину будет мне усладой".
"Паата, ты радость моих глаз, - свирепо и ласково говорил шах. - О, как
надменно ты поднял голову!"
"Я сын Георгия Саакадзе!"
"Мой тигренок, выскажи мне, твоему покровителю, что ты хочешь иметь,
отправляясь в далекое путешествие?"
"Меч и щит моего отца!"
"Молись!!!"
Благородный Паата бесстрашно осенил себя крестным знамением. Повелитель
Ирана яростно схватил светильник и швырнул. Я пал ниц, за мною ханы..."
Циала провела рукой по лбу:
- Сефи-мирза протянул мне пояс: "Передай ханум Русудан. Этот пояс был
на Паата в мечети. Мой верный раб выкупил его у палача..." Сефи-мирза
поклонился католику, закутался в черный плащ и исчез в нише.
Циала вынула лежащий на ее груди пояс, поцеловала долгим поцелуем,
словно прощалась, и положила на колени Русудан, продолжавшей неподвижно
сидеть на ковре.
Опять молчали, боясь вспугнуть священную тишину, которая навсегда
смежила молодые глаза Паата. Русудан взяла пояс, обвила вокруг шеи и властно
проговорила:
- Георгий, прекрасная душа Паата отлетела в вечность, тело его должно
быть перевезено сюда и похоронено в Эртацминдском монастыре, где покоится...
- Твое желание будет выполнено, моя Русудан.
Саакадзе велел слугам зажечь боковые светильники и расстелить скатерть
на ковре. Посередине, на огромном серебряном блюде, стоял жертвенный олень,
зажаренный на окропленном святой водой вертеле; на развесистых рогах мерцали
желтые огоньки. И рядом, до краев наполненная красным вином, пенилась чаша